Охота на охотника - Николаев Андрей

Виктория задумчиво посмотрела на Развалины. Если все пойдет, как она задумала, то совсем скоро она или опровергнет большинство городских легенд, или исчезнет, как все, кто пытался проникнуть в подземные лабиринты под Развалинами. Нет, она не может исчезнуть – слишком многое зависит от удачного исхода ее операции на Хлайбе.

Она затемнила стекла, отсекая игру огней, настроила над кроватью полог микроклимата и скользнула под него. Ван Хорн встает рано, да и у нее завтра важный день, и за оставшиеся считаные часы она могла позволить себе выспаться с помощью гипносна – организм пока позволяет подобное насилие над нервной системой. Пусть ван Хорн мучается бессонницей или забывается с помощью алкоголя и снотворного.

Виктория включила установку гипносна, совмещенную с датчиками сигнализации, которыми она лично оснастила свою квартиру, поставила ее на отключение в семь утра и через полминуты провалилась в сон.

Она шла по травяному ковру, и цветы щекотали ей босые ступни. Весна и начало лета – самое прекрасное время на экваториальных озерах. Здесь, вдали от столицы, люди старались оберегать природу, оставляя ее в нетронутом первозданном виде. Впереди показалась бирюзовая гладь воды с ковром орхидей, покрывающих мелководье. Одна из немногих уступок любви к покинутому миру – цветы, которые вывезли, чтобы хоть что-то напоминало о далекой стране, скрытой за голубым небосводом и затерявшейся среди холодных звезд. По древней традиции, она сама должна сорвать три орхидеи, чьи лепестки передадут свадебным блюдам свой неповторимый аромат и волшебные свойства. Это будет ее подарком жениху. Подарком невесты, первым и одним из череды многих, которыми она украсит жизнь избранника.

Она присела на корточки и погрузила ладони в прохладную воду. Цветы надо сорвать как можно ближе к чашечкам, но при этом не повредить ни одного лепестка, иначе их первенец, зачатый в брачную ночь, может родиться слабым.

Она осторожно приподняла цветок, любуясь игрой серебристых блесток на лепестках, как вдруг пронзительный холод окутал ее. Морозный туман на миг перехватил дыхание, заставляя сердце сжаться от стужи. Неистовый свист метели пронзил тишину, и ледяной вихрь подхватил ее, унося с берегов сказочных озер…

Датчики движения и металлодетекторы заливались пронзительным звоном, климатическая установка при первых сигналах тревоги мгновенно сменила теплый полог на дикий мороз.

Виктория слетела с кровати, будто ее и впрямь подхватила бушующая метель. Одним движением она вырвала из ножен ланскнетту – короткую широкую шпагу, всунула пальцы левой руки в кастет с широким полумесяцем лезвия вместо шипов, выпуклой стороной обращенным наружу. Слабость, вызванная стремительным переходом от гипносна к бодрствованию, мешала сосредоточиться. Голова гудела, тело было словно чужое. При вспыхнувшем свете она увидела, что входная дверь покрыта белыми кристаллами льда, и последняя надежда, что сигнализация сработала случайно, оставила ее.

Под мощным ударом дверь лопнула на сотни мерзлых осколков, и в комнату ворвались боевики ван Хорна в прошитых стальной нитью черных защитных плащах. Она сразу поняла, что убивать ее не будут – ни у одного в руках не было клинка, только металлические биты и у двоих крупноячеистая кевларовая сеть.

Где-то она допустила ошибку, но сообразить, какую именно, можно будет после. А сейчас…

Она привычно закружилась, врываясь в толпу боевиков. Невозможно белое на фоне черных плащей тело ураганом заметалось по комнате. Тусклое лезвие ланскнетты не встречало сопротивления, взрезая защитные плащи, и уж совсем не ощущалось, как оно проходит сквозь плоть. Спальня наполнилась криками, звоном, запахом крови и тяжелым дыханием бестолково мечущихся людей. По лопаткам чиркнула бита, Виктория стремительно обернулась, разваливая полумесяцем переносицу боевика, и внезапно увидела за их спинами Уэйнстейна, сжимавшего в руках ствол какого-то оружия. Яростно вскрикнув, она бросилась к нему, сметая заступавшие ей дорогу черные плащи. Уэйнстейн заверещал, выставляя вперед оружие. Она, словно танцуя, ногой сбила ствол в сторону, и тут на ее плечах повисли сразу двое. Виктория кистевым движением рубанула за спину, кто-то болезненно охнул, и, на миг освободившись, она что есть силы врезала Уэйнстейну подъемом ноги в пах.

В спальню полезли новые боевики, и она поняла, что обычным путем уйти не удастся. Хрустнула кисть под ударом биты, и кастет выпал из онемевших пальцев. Виктория едва сдержала крик боли. Кто-то бросил сеть, она рассекла ее в воздухе, широким взмахом отогнала наиболее напористых и метнулась к окну. Подхватив висевший возле окна антиграв, ткнула острием ланскнетты в стекло. Дюймовой толщины бронестекло водопадом осыпалось вниз. Она вспрыгнула на край пропасти, ветер ударил в лицо. Под ногами переливались огни города, маня в свое тепло. Виктория обернулась, злой улыбкой выражая презрение, успела заметить зеленую вспышку, и мир рухнул глыбами льда, погребая ее под собой.

Свет… настолько яркий, что пробивает веки и причиняет глазам боль. И холод… Почему в последнее время ее все время преследует холод? Кажется, что солнечные лучи, которые она впитала на Ривьере, были последними в ее жизни, а все остальное – холод.

Постепенно тишина отступила, и издалека возникли голоса. Они то приближались, то вновь таяли вдалеке. Один произносил слова с обманчивой мягкостью, второй сипел, будто сдерживая мучительную боль. Слова вроде бы знакомые, но чтобы разобрать, надо сосредоточиться, а проклятый холод не позволяет…

– …ей сломали руку?

– Это просто вывих. Надо же было как-то обезоружить. Вы бы видели, что она творила. Я думал, всех в лапшу изрубит.

– Вправьте, пока она без сознания.

– Слушаюсь.

– Потери?

– Трое убитых, пятеро раненых. Причем один из них вряд ли выживет.

– Это уму непостижимо, Уэйнстейн! Одна баба чуть не перебила лучших боевиков клана!

– У нее было необычное оружие, господин ван Хорн. Я отправил его на экспертизу – защитные костюмы оказались бессильны.

– Ладно, после доложите о результатах. Такое оружие и нам пригодится. Почему она голая?

– Она спала, когда мы э-э… приступили к акции. Кроме того, психологический эффект обнаженности…

– Бросьте, Сеймур. Она профессионал, ей на это плевать. Оденьте… Момент, что это?

– Где?

– Вот, на ягодице.

Сухие пальцы натянули кожу.

– Это татуировка клана Сигевару, господин ван Хорн. Все, кто дает клану клятву, обязаны сделать такую.

– Это я знаю. Почему на заднице?

– Место расположения значения не имеет, хотя, может, она хотела этим подчеркнуть свое отношение.

– Хм… довольно неосторожно, хотя что возьмешь с женщины. Полная неспособность предвидеть последствия.

– Точно так. Если бы она не замешкалась на окне, только бы мы ее и видели. Хорошо, О’Доннел успел ударить из парализатора.

– А если бы не успел, я бы с вас голову снял, Уэйнстейн! Дилетанты! Когда очнется, вызовете меня. Все.

Она хочет открыть глаза, но веки словно приклеены к зрачкам, а вместо тела кусок льда. И горло перехвачено настолько, что воздух едва приникает в легкие.

Шаги, тихий разговор – и вдруг страшная боль в руке, и стон прорывается сквозь смерзшиеся губы.

– Ого! Приходит в себя. Ну-ка, доктор, помогите мне…

Она чувствует себя куклой, когда ее перекатывают, натягивая грубую ткань, провонявшую чужим потом.

– Вот сюда сажайте, – говорит сипатый, – так, теперь ремни. Все, можете быть свободны. Хотя постойте. Почему она не шевелится?

– Остаточные явления после паралича.

– Так сделайте что-нибудь!

Она чувствует укол в руку, значит, нервные окончания оживают. Оказывается, она боялась, что не сможет никогда двигаться, смотреть на мир, говорить. Слезы облегчения непроизвольно просачиваются сквозь ресницы.

– Э-э… да она плачет! Все, доктор, идите.

Шаги, шипение дверей.

– Она пришла в себя. Да, плачет. Я ее пальцем не тронул, клянусь! Откуда я знаю, почему. Может, боится. Да, слушаюсь.

«Боюсь? Я? Нет, только не вас, твари… Может быть, того, кто притаился под Развалинами, но никак не вас, крысы помоечные».

Виктория открыла глаза. Сначала все было как в тумане, но потом она стала узнавать окружающее. Вокруг нее стояли полупрозрачные герметично запаянные ящики, набитые доверху сухим льдом. Помеченные красным кругом – из центров по клонированию. В ящиках, помеченных синим крестом, содержалось то, что еще недавно было органами живых людей.

Слева – длинный мраморный прозекторский стол, справа – утилизатор отходов, попросту высокотемпературная печь, где поврежденные органы превращаются в пепел за несколько секунд.

Она сидела в центре зала в одной из лабораторий по подготовке органики, поступающей из Развалин. На ней был серый комбинезон какого-то подсобника, весь в засохших кровяных пятнах и омерзительно воняющий потом.