Заметки путевого Обходчика - Львовский Ник

— Морлоки — словно смакуя это слово, я даже сам не заметил, что выговорил его вслух.

— Чо ты сказал? — командир удивленно посмотрел в мою сторону.

— А? Нет. Ничего — я отрицательно замотал головой. — Так, вырвалось.

— Куда дальше? — тут же сменил он тему.

— Да вон она, решеточка — указал я. — Вы окажитесь в проходе между станциями — объяснил.

— Вот и ладушки — кивнул командир и достал из кармашка наручники. — Руку давай — приказал.

— Это еще зачем? — опешил я. — Мне смысла бегать, от вас нету, — по детски спрятал обе руки за спину.

— Ты здесь пока побудешь — сказал командир. — Неужели ты думал, что я потащу тебя с собой на станцию? — он хмыкнул. — Короче! — в его тоне прорезались металлические нотки. — Руки сюда!

Я, уразумев, что сопротивление бесполезно, протянул ему обе руки. Браслет щелкнул, плотно обхватив правое запястье. Потом он подвел мою руку к трубе, тянущейся вдоль стены и, пропустив цепочку вокруг нее, защелкнул второй браслет на левой руке.

— Не скучай — хлопнул он меня по плечу. — Мы скоро вернемся — пошел в сторону решетки. Солдатики, молча наблюдавшие всю сцену, потянулись следом.

Сидеть, обнимая холодную трубу, было чертовски неудобно. Меня радовало лишь то, что лекарство подействовало, и боль снова перешла в стадию ноющей. Но в остальном все было гораздо хуже, чем я мог себе предположить.

«Если они меня даже с собой не взяли, посадив, как пса, на привязь, то хрен они меня отпустят» — все мои подозрения на счет того, что Незнакомец враль полностью подтвердились. Но это то, как раз и значило, что я теперь тоже полностью свободен от каких бы то ни было обязательств перед этим субъектом. — «А значит, не будем здесь дольше задерживаться» — подытожил я.

Когда мне было лет десять я, играя с пацанами в баскетбол, случайно вывихнул большой палец на левой руке. И хотя боль была адская, страх перед врачом был еще больше. Ведь именно дяденькой доктором, который, если не слушаться, обязательно придет и даст укол в одно место, меня все время пугали родители. И теперь при одной лишь мысли о встрече с человеком в белом халате, меня пробивала мелкая дрожь. Поэтому свою, выбитую из сустава конечность, я решил вправить самолично. Закрыл глаза, крепко сжал зубы, и что было сил, потянул за палец. Раздался противный хруст, и от болевого шока я чуть было не свалился в обморок. Еле удержался на ватных, непослушных ногах. Но, о чудо, палец снова встал на место, а боль постепенно утихла.

Впоследствии я заприметил, видать что-то неправильно срослось, что приобрел способность по собственному желанию выдергивать палец из сустава, и снова вставлять его обратно. Болеть то оно болело, но страх перед этим я преодолел еще тогда, в детстве. Я даже, таким вот образом, пару раз выиграл пари, поспорив с одними пацанами на ящик пива, а с другими — на тысячу рублей.

Благо мои солдатики об этом ничего не знали. Палец хрустнул, выйдя из сустава и освободив проход для браслета. Наручник довольно легко соскользнул с руки, и я моментально обрел свободу.

Только я вознамерился придать своей руке снова нормальный вид, как со стороны станции послышались ругань и крики. Вдогонку им раздался грохот взрыва, скорее всего, сработал гранатомет, и беспорядочная пальба нескольких автоматов. Помня, что у моих спутников оружие было с глушителями, я сразу понял, что стреляли по ним. А это значило, что они угодили в ловушку. Но проверять свои подозрения я не стал, твердо решив убираться отсюда поскорее и подальше. Еще не хватало, чтоб бандиты меня здесь нашли.

Глава 19. Аршин

Говорят, человеческие глаза являются зеркалом души. И если душа нечиста, или зло, какое удумала, то при желании довольно легко можно прочесть все это. Надо лишь хорошенько всмотреться в них. Внимательно.

Стоило мне войти в палатку и встретиться взглядом с его бегающими поросячьими глазенками, как я без лишних вопросов понял, что продал он меня с потрохами. Откупился, спасая свою ничтожную шкуру. А по тому, как его лоб покрылся испариной и нервно задрожала ручонка, в которой он держал свою тоненькую папироску, я почувствовал, что он тоже уже знает, что я сейчас скажу.

— Где твои тридцать серебряников, Иуда? — вкрадчиво спросил я, приближаясь к столу, за которым восседал этот прыщ.

— Я ….я ….. — его начала бить мелкая дрожь. — Меня заставили — промямлил он, отводя глаза.