Шаг в пропасть - Иванович Юрий

Сибарит и философ, заядлый поклонник возрождения племен диких индейцев и восстановления прерий в их первобытной красоте, Арафи любил и умел пофилософствовать на любые темы. Как правило, он всегда при встречах умел сгладить любые острые углы в спорах и несколькими вовремя сказанными словами примирить не на шутку разошедшихся соправителей. И его, несмотря на несколько непрезентабельный внешний вид тридцатилетнего толстяка, остальные непроизвольно уважали, ценили и прислушивались. Даже такой, как Илья Воларов, еще ни разу не нахамил Шедону в глаза и не обозвал его грубыми словами. Причем подноготную такого отношения никто и никак не мог разгадать. Одни думали, что у Арафи голос с даром внушения, другие видели разгадку в огромном жизненном опыте. Как-никак, сто десять лет прожил! Пусть даже толстяк был младше старейшего в Октаве китайца всего на год, но вот за плечами у себя имел сразу три биографии: диктатора, султана и высшего политического правителя. А значит, наверняка на подсознательном уровне чувствовал, что сказать, знал, как утешить, и соображал, как отвлечь внимание не только одиночного собеседника, но и большой группы людей. Плюс ко всему, он еще считался основательно подкованным в научном плане и, пожалуй, был единственным, кто вдумчиво поддерживал некоторые авангардистские проекты сумасшедшего Ильи Воларова.

Воцарившемуся за столом спокойствию Отто Грандж чуть ли не обрадовался. Торчать в Гептокаре незнамо какое время, убивая его на никчемные споры, было не в его натуре. Собрались, обсудили – и вперед! Заниматься намеченными делами! Тем более что он сам задумал один интригующий, интересный до колик план, в котором хотел проверить собственные фантазии, неадекватность мышления и сообразительность. Уже установленный, готовый к работе гипребеш на верхнем этаже замка тянул к себе словно магнитом. Только и оставалось, что окончательно выставить настройки, запустить в дело и наблюдать разворачивающиеся во всем Марокко события. Именно в этом государстве, расположенном на принадлежащей ему Африке, Грандж решил нанести первый удар по политическим, моральным и нравственным устоям человеческой цивилизации.

Но следовало довести до ведома всех соправителей по Октаве не только основные инструкции по использованию гипребешей, но и с каждого взять истинное слово. Без этой высокой, торжественной клятвы новые игрушки оставались бездушной грудой металлолома. Скорее всего, именно для этого и создавался Гептокар, чтобы будущие божества не превращались в вырождающееся отродье, желающее перегрызть друг другу глотки. Немыслимые силы, завязанные на несколько основных структур планеты, поддерживали жизнеобеспечение каждого правителя на должном уровне до той поры, пока не делались попытки нарушить истинное слово. Тогда моментально к нарушителю подступала слабость, туманился мозг и отказывались повиноваться руки. Нарушать данное здесь обязательство никто бы не осмелился всерьез и больше чем на несколько минут.

Вот именно с необходимости дачи священной клятвы и начал Отто основную часть совещания:

– Господа! Среди нас не хватает сейчас Ганса Даглица, но я думаю, что уже завтра и он сюда наведается, по единому для нас поводу. Но мы можем обойтись и без него. Нам необходимо произнести истинное слово, обещая при этом только одно: как только на личном гипребеше загорятся все три красные лампы контроля, немедленно отключить устройство, какие бы эксперименты при этом ни проводились.

Старейший среди соправителей Чонг Жолчо искренне рассмеялся:

– Что за ерунда? Да в наших руках такие силы и устройства, что от их применения планета развалится! Тот же гравитационный разрушитель, к примеру. И то мы при их получении никаких обещаний не давали. Ха! – Он апеллировал к своему лучшему приятелю и соратнику Стенли Горпсу. – Так дойдет до того, что мы и автомат взяв в руки, не сможем из него выстрелить без поклонений и молитв.

Угрюмый специалист по убийствам на этот раз не ограничился молчаливым кивком, а выдал сакраментальное:

– Не нравится мне это!

– Кто бы сомневался в твоем ответе, – проворчал Палий Таикос. – А новенькое что-нибудь скажешь? Или, может, решишься истинное слово не произносить?

– Ну тебе-то, Палий, можно и отвертеться! – фыркнул Илья Воларов с раздражением. – Ибо тебе, по всем рассуждениям, гипребеш в Антарктиде не понадобится! Не на ком там развлекаться. Верно? Так чего ты нервничаешь?

– Понадобится! – запальчиво возразил грек. – И в будущем мне понадобится, и сейчас я желаю помочь Отто в благодарность за временное проживание в его Африке.

– Ага! То есть ты вроде как остаешься жить в арендованном замке?

– Не ерничай, русский варвар, – покосился на него беззлобно Палий. – Ты ведь и сам прекрасно знаешь, что я уже начал переселение своего гарема и всех послушников в подготовленный во льдах город. Так что ждите через месячишко приглашения на новоселье.

Но явно расстроенный китаец оборвал беспредметный разговор:

– И все-таки! Что это за ненужные клятвы и привязки? Почему ко мне по этому поводу не пришло никакой информации?

– Вот именно! – рявкнул чернокожий Айрих Вонг. – Зачем тогда вообще было создавать эти устройства, если их придется отключать в самый ответственный момент ведущегося эксперимента?! Поэтому резко отвергаю всякие ущемления нашей власти! И вы все должны меня поддержать.

И опять свой спокойный голос подал Шедон Арафи:

– Дружище, если ты не желаешь воспользоваться гипребешем, говори только за себя. Имеешь на это полное право. Ну а мне видится, что весь спор по поводу предстоящей клятвы – изначально бессмысленный. В любом случае некие ограничительные функции в устройстве должны быть ради нашей же безопасности. Если здравый смысл подсказывает не вонзаться на истребителе в скалу, то мы этого не делаем. Слишком больно получится. Так и с нашей новой игрушкой: в ее устройстве мы ничего не соображаем… почти. А следовательно, надо принять как должное дополнительно наложенные ограничения. Тем более, что, скорее всего, они и не ограничения вовсе, а некий аварийный сброс опасности, перенапряжения или еще там чего может случиться при сильно большой перегрузке. Вдруг так произойдет, что, не отключи вы гипребеш при аварийном сигнале трех ламп, от взрыва пострадает не только ваша резиденция, а и вся планета. И что тогда? Сами знаете.

Отто Грандж успокоенно вздохнул и размеренным голосом предложил:

– Вижу, что несогласные среди нас если и остались, то спорить с ними никто больше не собирается. Поэтому давайте прослушаем запись главной инструкции и произнесем то, что от нас требуется. Дела не ждут, мы и так тут засиделись. Приступаем!

Видно было, что китаец, негр и сингапурец хотели бы еще и поспорить, и что-то изменить, но и они понимали бессмысленность собственных возражений. Отказаться от получения в свои руки вожделенного устройства не позволяла здравая рассудительность. Поэтому и эти трое положили руки на стол, ладонями вниз, и прослушали весьма короткую фразу, сказанную председателем Гептокара:

– В случае загорания трех аварийных ламп на главной панели гипребеша обязуюсь отключить устройство немедленно!

После чего все семь соправителей, хоть и несколько вразнобой, проговорили:

– Даю истинное слово!

Затем секунд десять пришлось дожидаться прилива бодрости, силы и ясности разума, проникших в тело через ладони. Считалось, что именно так планетарные силы фиксируют и принимают данную клятву. И с этого момента начинают следить за выполнением данного слова.

Но на самом деле вся эта процедура каждому соправителю Октавы казалась слишком подозрительной, постыдной, унизительной и непонятной. Скажем, в данном последнем случае: почему бы не сделать в устройстве некий предохранитель, который при аварийной ситуации сам бы отключал устройство? Легко? Да проще не бывает! И зачем, спрашивается, устраивать весь этот цирк с истинным словом?

Между собой, при личных встречах вне Гептокара, соправители частенько поднимали данный вопрос, но так ни разу к единому мнению не пришли. Причем некоторые пары, а то и тройки приятелей додумывались до того, что подозревали кого-нибудь из своей среды в двурушничестве. Иначе как можно было оправдать тот факт, что двое-трое коллег постоянно устраивали бойкот очередного мероприятия. Причем председательствующий Отто Грандж в списке подозреваемых числился на последнем месте. Пожалуй, первым там стоял толстый философ, сибарит и зазнайка Шедон Арафи. Уж слишком он всегда ратовал за сотрудничество и единодушие, а также полное подчинение подобным, весьма глупым, спорным попыткам вытянуть дополнительную клятву. На втором месте твердо стоял Илья Воларов, по той причине, что уж слишком много себе позволял в разговорах. А вел себя и того хуже. И ему, как ни странно, планетарные силы прощали все без исключения.