Зона Тьмы. 1000 рентген в час - Рыбаков Артем

— Спасибо тебе, отрок Николай. — Я вспомнил, как зовут этого бойца, как и то, что пару лет назад по просьбе Никодима проводил здесь семинар по рукопашному бою на ограниченном пространстве, и этот парень был в числе занимающихся.

Высунувшись в дверь, кликнул своих ребят, и мы степенно, по одному, прошли через турникет.

В большое здание, бывшее в прежние времена плавательным бассейном, нам не надо, епархия^[90] Никодима была в другом здании. И как раз от него нам навстречу поспешал невысокий и щуплый монашек. Увидев меня, он широко заулыбался и радостно замахал руками, приветствуя.

Я улыбнулся в ответ:

— Привет, Ахметка! Как жив, как здоров?

Брат Ахмет, чернявый и горбоносый, подобно большинству своих соплеменников, был местной достопримечательностью. Сразу после Катастрофы большинство «весёлых людей с гор» с лёгкостью вспомнили давние традиции предков и начали жизнь абреков.^[91]

Причём большинству из них не пришлось прилагать к этому никаких усилий — сплочённые и до этого группы горцев просто в открытую стали делать то же, что прежде делали скрытно, — грабить. Нашему сообществу повезло — мало у нас было «этнических организованных преступных групп», как называли такие объединения писатели минувших времён. А немногочисленные владельцы магазинов и придорожных кафе, стоявших у «Большой дороги», и так жили с соседями в мире. А вот посадским довелось хлебнуть с этими бандами лиха. Как рассказывал мне отец Андрей, Главный пастырь Софринской бригады, менты (тогда они ещё монахами не стали) денно и нощно мотались по всей территории, пытаясь защитить переселенцев и местных. «Представь себе, Илюшка, — говорил он мне, — мы за месяц столько патронов расстреляли, сколько в Чечне за год не тратили! Сорок семь человек убитых и сто семьдесят раненых, и это — без ополченцев и мирняка!»

А годовалый Ахмет был захвачен во время одной из стычек. Вся его семья, включая мать и сестёр, стреляла по софринцам до последнего. Разъярённые бойцы уже собрались прислать окопавшимся на втором этаже большого кирпичного особняка «Шмелей»,^[92] когда молодой отец Андрей, носивший в ту пору лейтенантские погоны и бывший командиром штурмовой группы, услышал негромкий детский плач. «Представляешь, заглянул я за угол, а он там сидит. Голожопый, в одной рубашонке. Над ним пули визжат, мат до неба стоит, а он сидит и тихонько так поскуливает… Ну и не выдержал я — заорал ребятам, чтоб прикрыли, и к нему. А эти как ждали — из всех стволов как дали, но, спасибо Богородице, не попали. Ну а там я уж из дома выскочил и в грязь вместе с Ахметкой закопался. Тут уже и наши жахнули!»

По словам всё того же отца Андрея, Ахметом мальчонку назвали сами бойцы, были предложения переименовать его на русский лад, но он настоял на сохранении национального имени. И вот уже двадцать семь лет живёт в Посаде русский боевой монах брат Ахмет, правая рука местного тренера и наставника отца Никодима. А поскольку мы с последним весьма дружны, то для Ахмета я — старший брат, и, сойдясь поближе, мы с чувством похлопали друг друга по плечам и даже приобнялись.

— Илья, ты хоть бы предупредил, что приедешь! — с непритворным возмущением сказал он.

— Извини, в спешке ехали, не успели.

— А что такое? Проблемы какие-нибудь? — Ахмет даже остановился. — Ты скажи, поможем, сам знаешь! — Импульсивность характера соответствовала происхождению, но акцента у него не было вовсе.

— Всё хорошо, друг, не переживай. По следу нехорошего человека идём, да потеряли его.

— Вы? Потеряли?! — изумился он. — Не верю!

— Хитрый, словно лиса, попался — водой ушёл!

Мы подошли ко входу, и инок распахнул дверь:

— Вы, ребята, проходите, отец Никодим ждёт, а я пока до трапезной дойду, насчёт обеда распоряжусь.

Отказываться мы не стали, дабы не обидеть хорошего человека, но и привычка экономить свои припасы в каждом Следопыте в кожу и в кости въелась. Про все «кладки» не скажу, но у первых восьми, ещё заставших пешие и конные рейды, — точно!

Предложив ребятам обождать на лавках в «предбаннике», я разулся и толкнул массивную дверь в тренировочный зал. Никодим был здесь.

— Отроки, поприветствуем гостя! — зычным голосом скомандовал он, заметив меня в дверях.

— Здрав-будь-и-благослови-тебя-Господь! — хор молодых, сильных голосов.

— И вам не хворать, Божьи воины! — Я знал, что такое обращение им очень нравится.