Последний Завет - Егоров Андрей

Старший охотник свирепо уставился на Германа.

— Да он же просто издевается над нами! — проговорил он. Желваки заходили под темной кожей, словно два живых существа, стремящихся выбраться наружу.

— Никто не считает, что нам стоит разделиться на две группы, идущие в разные стороны? — спросил Пилигрим.

Все отрицательно покачали головами.

— Отлично. Хоть в чем-то мы пришли к согласию. Тогда давайте пока последуем совету… Ворона. Возможно, он прав, и, следуя по этому коридору, мы действительно выйдем к тоннелю, ведущему на юг. Если у кого-нибудь есть возражения, — многозначительно посмотрел на Германа Пилигрим, — я прошу вас пойти навстречу общим целям и последовать за нами.

Охотник скрипнул зубами, но промолчал. Ворон усмехнулся и поглядел на него с явным превосходством — мол, смотри, кто здесь главный, к чьим решениям прислушивается даже многоопытный Пилигрим.

Отряд повернул направо и направился по коридору в глубь подземки. Ботинки охотников шлепали по лужам, разбрызгивая темную влагу, в свете химфонарей казавшуюся маслянистой. Франц плелся позади всех, плечи ему оттягивал тяжелый автомат, настроение было самое мрачное. Нехорошие предчувствия не покидали Госпитальера с тех пор, как он ступил на бетонный пол подземки. Мешок с патронами теперь нес Герман. Арбалет он снял с плеча и держал в руках, готовый в любой момент пустить его в дело.

Охотники шагали быстро, особенно торопился Густав, свой химфонарь он держал на вытянутой руке и успел убежать довольно далеко вперед.

— Нам надо быть осторожнее, — счел необходимым напомнить Герман, — где-то здесь бродит Деррик с большим черным автоматом…

— Если его, конечно, еще не сожрали обитающие тут твари, — заметил Ворон.

После обмена репликами между Германом и Старшим охотником Густав счел необходимым держаться ближе к остальным. Он стал заметно осторожнее, поминутно озирался и прислушивался к каждому шороху. Глядя на него, Герман хмыкнул и пропустил Франца вперед, замкнув их маленькую колонну. Госпитальер — воплощенные неприятности, так что лучше прикрыть ему спину, пока в эту спину никто не вцепился острыми когтями.

Вскоре коридор расширился, и Ворон торжествующе улыбнулся — мол, видите, я все-таки был прав: еще немного — и мы выйдем к тоннелю, ведущему на поверхность. Однако, протопав еще сто метров, отряд неожиданно уперся в бетонную стену.

— Тупик! — радостно вскричал Густав, как будто это был не тупик, а выход к Базе Госпитальеров в Хейдельберге, расположенной во многих километрах отсюда.

— Ты как всегда прав, дружище Густав, — сказал Герман, — но эту стену мы ломать тоже не будем…

— А я и не предлагал, — обиделся Густав.

— Но ты подумал об этом. Наверняка ведь подумал. Сознайся Густав. Мне ты можешь рассказать, по большому секрету…

— Ничего я не думал, — надулся великан.

Пришлось возвращаться. На обратном пути Ворон бы мрачнее тучи. Его прежнее необычайно солнечное настроение передалось Герману. Время от времени он посмеивался и шутил, отчего всем становилось только хуже, хмыкал в ответ на шутки Германа только Густав. Смеяться он опасался, видя перекошенное от ярости лицо Ворона.

Несколько раз до них доносился протяжный гул: «поезд-призрак» мчался по вымершим тоннелям подземки лежавшего в руинах Франкфурта-на-Майне…

— Кто-нибудь знает, что это такое? — спросил Вильгельм, прервав затянувшуюся паузу.

— Похоже на завывания жевалы, — откликнулся Франц, — но я не уверен. Очень далеко…

— Это точно жевала, — подтвердил Пилигрим, — так она ревет, когда носится по тоннелям.

— Откуда ты знаешь? — поинтересовался Ворон.

— Видел однажды, — спокойно ответил Дуго.

— Ты хочешь сказать, что тебе уже доводилось спускаться в подземку? — удивился Ворон.

— Всего однажды. — Пилигрим приподнял рукав куртки, и все увидели, насколько обезображена кожа у него на руке. След от ожога тянулся от кисти до самого плеча. — Воспоминания о том разе, — пояснил Дуго.

— И кто это оставил? — Голос Франца заметно дрожал.

— Одна тварь, у которой до сих пор нет названия, для себя я окрестил ее плевалой.

— Плевалой? — переспросил Густав. — Она что же, плюется чем-то?

— Плюется, — спокойно подтвердил Пилигрим, — ядом, разъедающим кожу, но, в общем и целом, она не опасна. Если, конечно, ее не злить.

— Значит, тебе это удалось? — Герман сплюнул. — Что же ее разозлило? Твоя благообразная внешность?