Бешеный медведь - Злотников Роман Валерьевич

Ну и, кроме того, Стива выполнял еще и важную социальную функцию. Потому что попадание какого-либо отпрыска в его тусовку служило неким «звоночком» для родителей о том, что отпрыском следует срочно заняться. Иначе тот грозит окончательно выродиться в полного балбеса. Ну а если он становился там ярым завсегдатаем, то на нем все окончательно ставили крест. По поводу чего в тусовке время от времени начинались коллективные стенания (от безделья и совершенно бестолкового времяпрепровождения иногда устают даже сами бездельники), что, мол, эти «замшелые», «закостенелые» и «пребывающие в каменном веке» государственные структуры, вкупе с «уродливым» и «навсегда отставшим от мировых трендов» российским бизнесом, никак не способны оценить таких «раскрепощенных», «незакомлексованных» и «продвинуто-креативных» молодых людей…

Приглашение от Стивы можно было считать курьезом. Более того, вероятно даже предпринятым Стивой по собственной инициативе, без санкции резидента Лиги. Ибо тот явно догадывался о действительном статусе своего «секретного» агента (что, впрочем, его не шибко напрягало, поскольку он мог рассматривать Российскую империю в качестве противника Лиги в каком-нибудь противостоянии либо столкновении только в своих самых жутких кошмарах). И потому, скорее всего, пришел бы в ужас от мысли, как могут расценить российские силовые структуры попытку завербовать одного из своих высокопоставленных офицеров. Ее извиняла только крайняя, предельная неуклюжесть исполнения…

Так что когда раздался звонок Леонидова, Бергер был уже готов к тому, что операцию «Подстава» следует считать провалившейся. Более того, он уже изнывал от ожидания этого звонка…

— Константин!

— Да, господин генерал, — отозвался Бергер.

— Завтра выходи на службу, — буднично произнес Леонидов и дал отбой…

Родное ведомство встретило его непривычной суматохой. Всю дорогу до своего кабинета Бергер недоуменно косился на носившихся из кабинета в кабинет оперов и управленцев. Добравшись до Смидовича, который невозмутимо выдал ему обратно все это время провалявшийся в его сейфе личный лучевик Бергера, он недоуменно заметил:

— А чего это все так носятся?

Смидович окинул его удивленным взглядом, а затем на его лице нарисовалось понимание, и он пояснил:

— Ну да… ты же не в курсе. Видишь ли, у нас тут чуть ли не война с Содружеством намечается…

Вызов от Стрепетова застал Данченко врасплох. Василий Тарасович как раз только что закончил совещание и собирался поехать куда-нибудь пообедать (со всем эти расстройством и гастрит заработать легко), как на коммуникаторе замигал оранжевый огонек, сообщавший, что поступил вызов с номера, который сам Данченко занес в список строго конфиденциальных.

Василий Тарасович поморщился, он не шибко любил, когда нарушались его личные планы, но клавишу отзыва нажал. Планы планами — а дело делом.

— Василий Тарасович… — раздался в динамике голос Стрепетова.

— Слушаю, Вадим Сергеевич.

— Нам надо немедленно встретиться. Есть важная информация. Мне кажется, я вычислил, кто сработал против Амбарцумяна…

— Да вы что? — искренне удивился Данченко. Если бы это оказалось правдой, то означало бы, что Данченко, затеяв вместе со Стрепетовым этакий комплот против остальных «посвященных», прошел, так сказать, в дамки. И Стрепетов еще более подлил масла в огонь размышлений генерал-лейтенанта, добавив:

— Но предпринимать что-либо, а уж тем более докладывать наверх, памятуя наши с вами договоренности, считаю себя не вправе.

— Понимаю, Вадим Сергеевич, понимаю и одобряю. И, уж поверьте мне, не забуду.

— Так вы подъедете?

— Непременно, — заверил Данченко, — в самое ближайшее время.

Всю последнюю неделю все силовые структуры империи лихорадило. Впрочем, как и правительство, и императорскую канцелярию. Обострение отношений с Содружеством возникло неожиданно и вроде как на пустом месте. То есть на самом деле в соответствующих структурах уже давно было просчитано, откуда, так сказать, ветер дует, но вот возможности господина Макнамары контролировать информационное поле Содружества, да и ключевые политические фигуры, оказались для секретных служб империи полной неожиданностью. Американцы всегда кичились своей «системой сдержек и противовесов», утверждая, что уж у них-то никогда не может произойти такого, как, скажем, в Германии 1933 года, когда власть в результате демократических выборов получил будущий диктатор и будущий преступник глобального масштаба Адольф Гитлер. Но, как теперь оказалось, все эти сдержки и противовесы существовали не столько в политической системе, сколько в мозгах. И когда влияние и ресурсы оказались в руках человека, у которого мозги были направлены отнюдь не на то, чтобы всемерно продвигать и поддерживать «американские ценности», вся эта система сдержек и противовесов ничего не смогла ему противопоставить. А наоборот, принялась обслуживать его с таким рвением, что все со стороны просто диву давались…

Впрочем, все это отнюдь не было новостью. И сама Российская империя держалась на том же. А именно на представлениях о вере, чести и верности. То есть на том, что в голове. И молодые люди в ней вырастали с твердым убеждением, что, где бы они ни работали, чем бы они ни занимались, их дело — не только множить собственное благосостояние и строить свою карьеру, но и делать это к вящей силе и славе народа, страны и государя. Ибо воспитание верности и чести служения стране, народу и государю было непременной частью дворянского воспитания. А дворянство российское, вновь образовавшееся после реставрации трона российских императоров в незапамятные времена, еще когда человечество ютилось на далекой Земле, в процессе жалования сего достойнейшим из достойнейших, до сих пор являло собой пример высокого служения всему российскому обществу. Хотя паршивые овцы встречались и здесь, но, с другой стороны: запаршивевшая овца — всему стаду пример. Пример того, до чего можно дойти, пойдя недостойным путем…

Содружество между тем все больше и больше скатывалось, как минимум, к конфликту с империей, а то и к полноценной масштабной войне. Хотя большинство людей, не потерявших способности адекватно оценивать обстановку, развитие ситуации просто ввергало в шок. Но сделать они могли чрезвычайно мало. Госсекретарь, помощник Президента по национальной безопасности, пресс-секретарь Белого дома и еще несколько ключевых фигур администрации Президента Содружества оказались прямыми ставленниками Макнамары. Еще несколько знаковых фигур, могущих в принципе повлиять на ситуацию, похоже, просто были куплены или запуганы. И хотя участия в антирусской истерии от них добиться не удалось, но вот непротиводействия ей — вполне. А этого оказалось достаточно. Пентагон, в котором влияние Макнамары, похоже, было наименьшим, пытался изо всех сил посылать администрации сигналы о том, что столкновение с русскими в настоящий момент было бы просто самоубийственным, потому что даже в случае гипотетической победы (шансы на которую никто не оценивал как сколь-нибудь значимые) Содружество американской конституции оказалось бы настолько обескровлено, что в лучшем случае надолго скатилось бы в разряд третьестепенных держав, а в худшем — просто развалилось бы. Но эти сигналы некому было принимать. Все, способные на это, — молчали, а те, кто вещал не останавливаясь, их просто игнорировали. К тому же американские генералы были ограничены давней традицией, по которой вмешиваться в политику действующим генералам строго возбранялось. Хочешь в политики — подавай в отставку и вперед. Двое из отставников — трехзвездочные генералы Дэн Эшен из корпуса морской пехоты и Гарри Пинкертон из десантных сил флота — попытались было выступить с призывами к благоразумию. Но буквально на следующий день Гарри скончался от инфаркта, а Дэну заткнули рот призывами к его патриотизму и (как выяснило ведомство Лиховцева) мягким предупреждением, что, если генерал не заткнется, его старший сын не только вылетит с поста главы «Сайентифик глобал круиз», но и никогда больше не получит никакой работы выше должности глидеромеханика. Да и то, если он ее освоит…