Огнетушитель дьявола - Головачев Василий

— Время — более сложная конструкция, чем мы думаем, оно тоже многомерно, как и пространство. Тем более что те, повернувшие назад, знают о нас все, ибо мы — это они в их прошлом и в их же будущем. Наблюдатель же вмешивается лишь в крайнем случае, да и то минимизированно, когда угроза для его существования близка к потенциальной реализации.

— Значит, ты сейчас его полномочный посол? — уточнил Кузьма. — И поможешь нам уничтожить «огнетушитель», а потом уйти?

— Это вы сделаете сами, — просто ответила Катя. — То есть мы сделаем. Потому что я не знаю, как это делается. Я только помогла вам освободиться.

— Я думал, ты все знаешь и умеешь…

— Вы прослушали. Наблюдатель вмешивается по самому минимуму, потому что даже такое вмешательство колеблет Мироздание. Мы должны выходить из всех положений сами.

Лифт еще работал и доставил всех троих к медотсеку, где Катя быстро развернула два реаниматора, раздела и уложила в них мужчин, включила аппаратуру. Дэв молчал, но не препятствовал.

— Полежите минут десять, я попытаюсь поменять программу инка. Все-таки я заканчивала институт молектронных систем и неплохо разбираюсь в техноинтеллектах. Если мне не удастся договориться с Дэвом, останется одна надежда на Жана.

Она убежала.

Саркофаги реаниматоров закрылись, по телам больных побежали струйки воды и крохотные лапки манипуляторов, вытирающие пот и кровь. Над каждым вспыхнули виомы, показывающие состояние пациентов и векторы вмешательства медицинского инка.

У Кузьмы оказалось сломанным всего одно ребро, а не четыре, как ему представлялось, была повреждена носовая перегородка, выбит зуб, и компьютер насчитал на теле четырнадцать гематом. У Хасида были сломаны кисти рук, повреждены три ребра, лицо представляло собой сплошную рану, правый глаз выбит не был, но ничего не видел, а на теле не было ни одного живого места. Очевидно, после боя с агентами Дьявола и гибели Хесслера безопасника обработал Оскар, склонный к садистским удовольствиям.

Через четверть часа Кузьме стало намного легче.

Саркофаг обработал его раны, заживил царапины, зафиксировал бандажом ребро, и физик почувствовал себя почти счастливым. Инк реаниматора выпускать его не хотел, но он настоял на своем и с сожалением выбрался из невыразимо приятной и ласковой утробы саркофага.

Хасид тоже хотел вылезти из своей хрустальной «гробницы», однако Ромашин не позволил.

— Ты нам пока не помощник, Ходя. Понадобишься, я пришлю за тобой антиграв.

Кузьма вышел из медотсека, направился было к рубке, однако вернулся с полпути, взял антиграв-носилки и поднялся в зону отдыха за пилотом.

Жан Иванов по-прежнему не двигался, и пульс его не прощупывался, но Кузьма все же взвалил его на антиграв, довез до медотсека и уложил в реаниматор. И лишь после этого поспешил в рубку, прислушиваясь к гулам и свистам солнечных недр.

Катя сидела в кокон-гнезде пилота, упакованная прозрачными «лепестками» системы информационного обмена, и на появление Кузьмы не обратила внимания. Тогда он забрался в органеллу командира «крота», настроил канал обмена и включился в сеть связи и управления.

Сработали каналы аудио-, видео— и сенсоподачи.

Он оказался зависшим в центре огненной бездны с удивительно асимметричным рисунком малиновых и золотистых жил, стеблей и веточек, образовывающих красивый «коралловый» куст. Это был фрактал устойчивых солитонных струй с протекающими в них ядерными реакциями. Ниже, в самом ядре Солнца, ветви фрактала расплывались в общем свечении — солитоны теряли «индивидуальность» и тонули в модуляционных возмущениях ядерных реакций, оседая в протонный «конденсат». Именно в этой зоне происходили цепочки реакций протон-протонного цикла, дающие основной выход энергии Солнца. Два протона объединялись, излучая позитрон и нейтрино и образуя ядро дейтерия, тяжелого изотопа водорода, затем к нему присоединялся еще один протон, рождая ядро легкого изотопа гелия — гелия-3, и, наконец, к ядру гелия-3 добавлялось еще одно такое ядро, образуя ядро обычного гелия (гелия-4) с испусканием двух протонов. Температура плазмы в зоне «конденсата» достигала уже восьми-десяти миллионов градусов. Реакции углеродно-азотного цикла — через цепочку превращений углерода в азот и кислород, который распадается снова на углерод и гелий, — приводящие к такому же результату, начинали идти еще ниже, почти у центра ядра, где температура плазмы достигала двадцати миллионов градусов. Но в Солнце эта зона уже не работала, замороженная «огнетушителем».

— Иди поешь, — раздался в глубине головы Кузьмы голос Кати. — Не то свалишься от недостатка энергии.

— Мне влили глюкозу и какие-то необыкновенные тоники, не свалюсь. Что тут у нас плохого?

— К счастью, они «не заклинили» инк-систему, Дэв начинает слушаться, уже включил реактор. Но связи с поверхностью нет. И все же я не устаю восхищаться!

— Чем? Что мы живы?

— «Кротом». Удивительная машина. Фантастический запас живучести! Проектировали ее необыкновенные по творческим потенциям люди.

— Ты говоришь сейчас как агент Наблюдателя или просто как человек?

— Как агент, — не обиделась Катя. — Дэв, ты меня слышишь?

— Слышу, — после паузы ответил инк «крота» своим обычным мягким бархатистым голосом. — Можете располагать мной, как и прежде. С великим сожалением должен заметить, что ваш товарищ мертв.

— Кто?! — испугался Кузьма.

— Жан Иванов. Он получил травмы, не совместимые с жизнью.

— Кто его… так?

— Оскар Мехти.

Кузьма еле сдержался, чтобы не выругаться.

— Если вернемся, я его!..

— Это моя забота, — послышался тихий голос Хасида. — Не отвлекайтесь там на пустяки. Какие у нас шансы достичь цели?

— С внешним целенаведением — почти стопроцентные, — ответила Катя. — А так — пятьдесят на пятьдесят. Внешнее целенаведение не работает, Дэв не слышит Землю.

— У нас есть свой нейтринный телескоп, — напомнил Кузьма.

— Самого «огнетушителя» он не увидит.

— Тогда его надо настроить по вторичным эффектам, пусть Дэв попробует, — предложил Хасид. — Нам просто нужно попасть в центр Солнца.

— Это не так просто, — возразил Кузьма. — Мы должны для гарантии подойти к «мячу» вплотную и запустить в него «паньтао».

— Тогда я умолкаю.

— Дэв, — позвала Катя.

— Я понял, — откликнулся инк. — Сделаю все, что смогу. Запускаю бур.

«Крот» вздрогнул, перестал бесцельно крутиться среди «веточек» фрактала реакций и устремился вниз, к ядру Солнца.

— Сколько нам осталось пройти до «огнетушителя»?

— Примерно семьдесят тысяч километров.

— То есть около двадцати часов. Тогда я пошел тестировать «паньтао».

Кузьма раскрыл свой кокон, вылез из кресла. Откинулись и «лепестки» кокона Кати.

— Я с тобой. Думаю, Дэв справится с управлением часок-другой.

Кузьма хотел возразить, напомнить девушке об ответственности, но увидел манящий свет в ее глазах и шагнул навстречу…

Спустя четыре часа, когда Кузьма, Катя и присоединившийся к ним Хасид, с перебинтованными и почти зажившими руками, обедали в зоне отдыха, обсуждая судьбу деда Екатерины, Дэв их вызвал в рубку по тревоге.

Кузьма домчался первым, нырнул в кокон органеллы, и Дэв подключил его к информсети «крота». Физик оказался внутри все того же огненного пузыря с узором термоядерных струй, но теперь внизу (прямо по курсу «крота») в ало-золотистой бездне стал виден кружевной узор черноты, уплотняющейся буквально на глазах.

— Температура ядра падает со скоростью один градус в секунду, — сообщил Дэв. — Зона охлаждения расширяется со скоростью два километра в секунду, и скорость эта растет. Процесс явно ускоряется. Если мы повернем назад и перейдем на форсаж, возможно, успеем уйти. Прошу указаний.

— Мы-то, может, и успеем… — проговорил подсоединившийся Хасид. — Только что мы будем делать без Солнца, если оно погаснет? По-моему, обратной дороги у нас нет. Или у кого-нибудь есть другие предложения, господа физики и агенты?

— Дэв, мы сможем продержаться какое-то время в условиях «вакуумного вымораживания»? — спросил Кузьма.

— Не больше нескольких минут, — после некоторого замешательства ответил инк. — Точнее сказать не могу. Защита от «вымораживания» потребует слишком большого расхода энергии.

— Что ты задумал? — поинтересовалась Катя.

— Ходя прав, у нас только один выход, — проговорил Кузьма ставшими непослушными губами. — Вперед! Надо дойти до стенки «огнетушителя» и нырнуть в него до того момента, как он превратит нас в суперлёд.

— Очень интересный способ самоубийства, — хмыкнул Хасид хладнокровно. — Хотя можно в принципе попробовать.

— Ты серьезно, Ромашин? — странным напряженным голосом спросила Катя.