Осколки реальности - Калугин Алексей

Лантер, Эйх, Джемми и Кадишш одновременно обратили свои взгляды на осветительные панели на потолке.

– Завтра будете тренироваться! – положил конец их попыткам управлять степенью освещенности комнатой Андрей.

Стоявший посреди комнаты Шагадди сложил нож, который держал в руке, и кинул его на кровать.

– Все! Хватит! – заявил он, ни на кого не глядя. – Завтра я отсюда уматываю!

– Вот завтра об этом и поговорим, – ответил Андрей так, словно слова сержанта были обращены к нему. – Через пять секунд выключаю свет, – добавил он, обращаясь ко всем остальным.

Повернувшись набок, он рывком натянул на плечи одеяло и мысленно отдал приказ сенсорной системе комнаты погасить освещение через пять секунд.

К тому времени, когда свет погас, все уже лежали в своих постелях. В комнате царила тишина.

Только сейчас, лежа в тишине и покое, не ожидая ни внезапной побудки, ни нападения из темноты, Андрей понял, насколько же сильно он устал. Несмотря на поддержку имплантированных нейрочипов, голова казалась неподъемно тяжелой. Ни одна мысль не смогла бы сейчас пробиться сквозь плотную вязкую субстанцию, заполнявшую черепную коробку.

Сознание Дейла, который, должно быть, все еще держал обиду на своего напарника, затаилось где-то в глубине неумолимо расплывающегося, теряющего форму и быстро растворяющегося в бездне сна сознания Андрея.

Сначала это была только темнота. Затем сквозь нее начали пробиваться разноцветные всполохи, похожие на отсветы играющих на поверхности воды солнечных лучей, которые спустя какое-то время слились в серебристый мерцающий поток, окутавший сознание спящего человека, подобно кокону.

Что порождает образы, являющиеся нам во время сна? Наверное, вопреки усилиям ученых, исповедующих самые различные подходы к ответам на этот вопрос, он так и останется тайной. Во всяком случае, до тех пор, пока люди не разучатся спать и видеть сны. И не столько потому, что современная наука, да и наука будущего не в силах разгадать все тайны человеческого сознания, сколько потому, что сам человек не желает становиться вещью, познанной от и до, от кончиков ногтей до тех глубинных тайников души, о которых он и сам порою имеет весьма смутное представление.

Душа человека останется последней тайной во Вселенной даже тогда, когда все остальные ее загадки превратятся в тривиальные истины.

Сон, который видел Андрей в эту ночь – она, как и любое другое время суток в Статусе, где каждый сам выбирал для себя оптимальный режим работы и отдыха, была условной, – трудно, почти невозможно передать словами. Это был не последовательно развивающийся сюжет, а мозаика, составленная довольно-таки хаотично из разрозненных, кажущихся абсолютно никак не связанными друг с другом обрывочных фрагментов тех событий, которые произошли в последние три-четыре дня, и отдельных сюрреалистических образов, смысл которых было невозможно постичь.

…Прямоугольное накамодное зеркало в раме из темного дерева, в котором отражается точно такое же зеркало, превращается в бесконечную галерею тонущих друг в друге зеркал. Кроме самих себя, зеркала не отражали более ничего: ни человека, ни бездушного предмета. Для кого или для чего была создана эта стеклянная ловушка, заключившая в себя крошечный фрагмент мироздания, который теперь навсегда, во веки веков останется неизменным?..

…Часы квадратной формы с делением циферблата на десять частей, как это принято в Кедлмаре, висят на стене, оклеенной обоями кроваво-красного цвета с изображениями изуродованных частей человеческого тела. Но куда более странно, чем обои, выглядят сами часы. Вместо двух у них семь стрелок различных размеров и форм. Стрелки вращаются в разных направлениях и с различными скоростями. При этом каждая из них все время ускоряет свой бег, словно пытаясь догнать и обогнать остальные. Гонка бессмысленна уже потому, что происходит по кругу и в ней нет лидера. Но стрелки этого не понимают. Или же не хотят понять. Мир ограничен для них застекленным циферблатом, поэтому в бесконечной и при этом совершенно бессмысленной гонке для них заключен весь смысл их существования. Когда одна из стрелок касается десятичасовой отметки, раздается тяжелый удар гонга, от которого начинает вибрировать часовое стекло, а с заостренных кончиков шести других стрелок срываются и падают вниз большие, похожие на переспелые ягоды черешни капли темной венозной крови…

…Огромная черная птица, похожая на ворона, сидит на единственном суку, оставшемся на черном обгоревшем дереве. Пейзаж вокруг наводит на мысли об Армагеддоне. Битва добра и зла, так и не выявившая победителя, переместилась на новые территории, оставив после себя выжженную землю. Похожие на скелеты и местами все еще тлеющие остовы деревьев контрастно вырисовываются на фоне серого небосклона, по которому разлиты багровые отсветы то ли солнца, недавно закатившегося за горизонт, то ли недалекого пожарища. Временами сидящая на суку птица встряхивает головой и раздвигает в стороны свои большие крылья. Она открывает свой прямой черный клюв, и кажется, что она хочет издать сухой, гортанный крик. Но из горла птицы не вырывается ни единого звука…

…Рука протягивается из темноты к толстому фолианту, лежащему в полном одиночестве на плоском столе, сколоченном из гладко оструганных светлых досок. Андрей знает, что это его рука. И книга на столе в плотном кожаном переплете, на котором виден только тисненый геометрический узор, но отсутствует название, кажется ему смутно знакомой. Он осторожно открывает книгу. Но и под обложкой ему не удается обнаружить название загадочного тома. Первые его страницы – плотные и глянцевые – абсолютно чистые, если не принимать во внимание мелкие, едва различимые цифры нумерации страниц, расположенные в правом нижнем углу очередного листа. Спустя какое-то время на новых страницах начинают появляться отдельные слова и словосочетания, в которых невозможно обнаружить какой-либо смысл или систему.

«Свет», «Дом», «Человек… …большой» «Быстрее, быстрее…», «Почему?», «…И только кажется…» Андрею эти слова абсолютно ни о чем не говорили.

Затем: «Я… Я… Я… Я… Я…», – и больше ничего.

Это продолжалось на протяжении нескольких страниц.

Но на последующих страницах находился уж связный текст, похожий по форме на дневниковые записи. Строчки были прямыми, а шрифт четкий и крупный, но что-то мешало Андрею разобрать написанное. При этом он был уверен, что уже читал эту книгу. Во всяком случае, ее начало, те страницы, которые мелькали сейчас у него перед глазами.

Андрей перелистывал испещренные неразборчивыми буквами страницы все быстрее, – ему было не просто интересно, а жизненно важно узнать, чем эта книга заканчивается. Но, когда он перелистнул последнюю страницу, содержание которой, вне всяких сомнений, было ему известно, и затаил дыхание в предвкушении того неожиданно-нового, интригующе-таинственного, что должно было открыться ему на пока еще не прочитанных страницах, то с ужасом увидел, что чья-то безжалостная рука вырвала из книги все последующие страницы. Не сохранилось даже тех, на которых обычно печатается оглавление книги и ее краткое содержание.