Небо Атлантиды (Операция «Форс-мажор») - Первушин Антон Иванович

А потом мир снова перевернулся, и я сам стал тем доисторическим медведем, который вёл схватку с механическим монстром. Это я рычал от боли и ярости. Это мои глаза заливала кровь. Это моё тело пронзали штыри. Но это я продолжал наносить удар за ударом, пока «паук» не превратился в груду пахнущего маслом железа…

Исчезло поле, исчезли пугала, исчезли кошмарные чудовища – я лежал на койке в гарнизонном госпитале и слышал, как кто-то – по голосу, вроде, замполит – читает торжественно, словно слова присяги:

– …Возьмем, к примеру, берсеркеров. В более позднее время термин «берсеркер» не вызывал удивления, так как это был синоним слова «воин», иногда «разбойник», в общем, опасной личности, подверженной приступам бешенства – Bеrserkrsgang, не более того. Мирный скандинавский крестьянин средневековья, быть может, кое-что помнил об исконном смысле этого слова, знал отчасти содержание таинственного термина, но уже не испытывал особого страха. Прежде было совсем не так, и об этом свидетельствует этимология слова. Berserkr – это «медвежья шкура», «некто в медвежьей шкуре, воплотившийся в медведя». Обратите внимание – в медведя, а не просто в его шкуру. Разница принципиальная. За обыденным фактом – воин в медвежьей шкуре – скрыта более глубокая истина. Она переворачивает кажущееся значение слова. Воин, облаченный в медвежью шкуру, «воплощенный в медведе», то есть «шкура», личина медведя, из-под которой доносится его рык. Иными словами, одержимый медведем, если угодно, медведь с человеческим лицом. Воин – пленник медведя. Звериная шкура – это особого рода «магическая клетка»…

Группы воинов-зверей были организованы как некий священный союз, цель которого заключалась в обеспечении своего постоянного восстановления…

Тацит выделил среди воинственных хаттов (где юноша считался воином, то есть приобретал полноту гражданских прав, только после убийства противника) отдельную группу, члены которой демонстративно несли бремя добровольного бесчестья: «Храбрейшие носят железное кольцо (знак бесчестья у этого народа), как бы оковы, пока не освободят себя от него убиением врага. Очень многие из хаттов любят это украшение, а некоторые даже доживают до седин с этим отличием, обращая на себя внимание как врагов, так и своих соплеменников. Эти люди начинают все битвы, они всегда составляют передовой строй, вид которого поразителен. Но и в мирное время их лицо не приобретает более мягкого вида. Ни у кого из них нет ни дома, ни поля, ни другого какого-либо занятия; куда они пришли, там и кормятся, расточители чужого, равнодушные к своему достоянию, пока малокровная старость не сделает их слабыми для столь суровой добродетели».

Вне всякого сомнения, это группа привилегированных воинов, выделяющихся среди прочих. Народ очень высоко ценил их военное искусство. Обычай носить на себе знак бесчестья – это определённая воинская повинность.

Но это ещё не всё. Здесь нечто гораздо более значительное – сакральное сообщество, имеющее собственный отличительный знак. Из свидетельства бесчестья он становится отличием славы. Членам сообщества было позволено во имя общего блага нарушать обычные социальные обязанности. Они не работали, не заботились о семье, были безбрачны. Община кормила их в обмен на выполнение ими воинского долга. То, что было постыдным для человека обычного, для них становится источником славы…^[54]

Голос замполита завораживал, усыплял, но я сделал усилие, вдохнул полной грудью и тут же раскашлялся. Тут же в поле моего зрения возникло лицо «однояйцового» деда Богданова.

– Ты можешь говорить? Что ты видел? – быстро спросил дед.

– Там был медведь… – ответил я, с трудом подавив приступ тошноты. – И я… был медведем…

– Господи… – пробормотал дед и оглянулся на стоящего рядом замполита. – Медведь впустил его. Везунчик…

Объяснение произошедшему ждало меня позже. Когда я окончательно оправился от отравления, меня вызвал замполит, и в его кабинете дед Богданов не чинясь рассказал, что в среде летающих офицеров существует нечто вроде клуба, организованного в начале 20-х годов Иваном Тарановым. Символом (или тотемом) этого клуба является медведь, которого древние народы считали «небесным зверем». Оказывается, медведь сам выбирает себе слуг. Если бы я съел той ночью мясо с грибами и со мной ничего не случилось бы, то я продолжал бы служить в гарнизоне, но никогда не сумел бы подняться выше рядового лётчика.