Точка падения - Бурносов Юрий Николаевич

— Там же дождь, — закинулся было один из гомиков, но второй дернул его за рукав.

— Дождь надолго, а рассиживаться нам здесь нет резона. Продуктов мало, вода — только дождевая, плюс, как я уже говорил, радиация. Пойдем под дождем. Раненого будем нести по очереди.

— Может, я пойду сам? — предложил бортмеханик. — У меня всего-то нога сломана, если сделать костыль, доковыляю… А голова прошла уже, даже не кружится.

— Если сделать костыль, скорость все равно будет меньше, — отрезал я. — К тому же ты поскользнешься в этой грязище или сознание снова потеряешь и сломаешь руку или вторую ногу. Лежи и радуйся, вопрос исчерпан.

Я сел на корточки и взял кружку с чаем, слабеньким и почти несладким. Откусил галету.

Рядом со мной оказалась стюардесса Марина.

— Я правда ничего не знала, — тихо сказала она. — Мы с Ольгой не то чтобы дружили… И она, наверное, боялась, что я вам расскажу…

— Ты стрелять умеешь? — поинтересовался я.

— Н-нет…

— Кто умеет стрелять? — громко спросил я.

Отозвался один из гомиков, тот, который говорил про дождь:

— Я по выходным езжу играть в пейнтбол!

— Лучше, чем ничего… Держи. — И я катнул к нему по бетонному полу свой пистолет. Гомик прихлопнул его ладонью, поднял и деловито выщелкнул из рукояти обойму. Вставил обратно. С оружием он явно умел обращаться.

— Артур, ты такой мужественный… — восторженно прошептал второй гомик.

Я сплюнул и сделал большой глоток чаю.

Глава двадцать седьмая

Подарок покойника

Дождь закончился, когда мы подошли к заброшенному пионерскому лагерю. Из-за туч выглянуло ослепительное солнце, сразу поднявшее всем настроение. Всем, кроме меня. Я сурово пялился на пионера.

Пионер стоял у крыльца главного корпуса в позе «всегда готов»: галстучек ровно повязан, рука поднята, согнута в локте, ладошка козырьком, глаза преданные. Пионер был гипсовый, почти целый, только вместо правой ноги торчала железная арматурина, а на гипсовой культе отчетливо были видны следы чьих-то острых зубов. Интересно, кто это решил поживиться гипсовым мальчиком? Видать, какое-то животное без обоняния… и подслеповатое к тому же… мало ли.

А что это такое? — наперебой спрашивали дети. — А почему мальчик в такой шапке? А что он рукой делает?!

Про пионеров они, конечно, ничего знать не могли. Я и сам-то знал преимущественно по старым фильмам. Мама Бори и Сережи довольно путано стала им что-то объяснять, и я пожалел, что до сего момента не дожил старик-генерал, он точно все помнил и устроил бы им добросовестную лекцию. Да генерал и раньше пригодился бы много раз, явно не случилось бы того, что случилось… Стронглав, сука такая, помешал.

— Ждем тут. Я гляну, что там, — сказал я.

Тяжелая дверь просела и открывалась с трудом. Зато внутри было все готово к встрече маленьких гостей. Пол выскоблен, справа гардероб приветливо сияет крючочками, слева — доска почета пестрит радостными лицами, солнечные зайчики прыгают по стеклу. Все залито солнечным светом, который струится в рваный проем, на месте которого раньше была задняя стена. Прямо в центре холла, на зеленом фоне заднего двора школы, улыбался белыми глазами бюст: кудрявый Ленин маленький.

Сохранность некоторых вещей удивляла, но в Зоне и не такое попадается. И не всегда это признак беды, хотя лучше, как говорится, перебдеть.

Небольшая лестница на второй этаж уходила прямо в небо — от второго этажа остался только фасад и правый угол, над гардеробом. Вот это уже правильно. А то — бюстик, крючочки… Там каким-то чудом сохранились парты и стульчики. Все это напоминало какие-то дикие декорации для кино — когда специально не достраивают часть стен — чтобы туда поставить камеры.

Рядом с доской почета — приоткрытая дверь в кабинет директора. Ай-ай-ай! Непорядок! Это ж так школьнички могут пробраться и подделать себе аттестаты! Или чего там у них в лагерях было?

Задний двор был когда-то, видимо, спортивной площадкой, там еще сохранились щиты с ржавыми баскетбольными кольцами. В углу двора были свалены учебные пособия — пластмассовый скелет, глобус, свернутые в трубку карты и таблицы. Стояла школьная доска, на которой мелом было старательно накарябано: «Если любиш самагон нарисуй ещо вагон» и нарисован паровозик с вагончиками. Любителей самогона на момент катастрофы я насчитал шесть, причем в последнем вагоне сидела зубастая фигурка с подписью: «Деректор».