Лунная соната для бластера - Серебряков Владимир

Элис была спокойна, и это обнадеживало. Очевидно, сближение шло по плану.

И вот через оболочку до меня донесся первый звук — глухой лязг сомкнувшихся креплений. Слава Богу, долетели. Теперь остается мелочь — объяснить администрации Лагранжа, кто мы такие и откуда взялись.

Похоже было, что кто-то взял на себя этот труд раньше нас. Я даже догадывался, кто — после смерти Меррилла высшим чином Службы на Луне оставался Дэвро, и в его власти было скормить оставшемуся в метрополии начальству какую угодно версию. Когда капсула заняла свое место в причальных захватах, и отворился люк, в приемном шлюзе нас встречали шестеро — четыре станционных служителя в зеленых комбах, похожий на затравленную курицу администратор и голубец при полном параде. Вот и разрешился столь интересовавший меня вопрос о рядовых Колониальной Службы — бывают, оказывается!

— Михаил Макферсон? — рявкнул голубец, едва распахнулась дверь. — Вы арестованы за убийство, участие в противоправных действиях и неподчинение прямому приказу майора Колониальной Службы!

Ну еще бы, подумал я. Для тебя и майор — птица небесная. И откуда только берутся такие, прости Господи, лизоблюды? Что б ты сказал, наступи я генералу на ногу?

— Для начала вы обознались, рядовой. — Я постарался вложить в свой голос пару брикетов каменного льда. — Никакого Михаила Макферсона я не знаю. Судя по вашему тону — к счастью.

Голубец как на стену налетел.

— Представьтесь! — потребовал он.

— Начнем с вас! — парировал я.

Окружающие интерпретировали мое отчаяние не то как беспардонную дерзость и наглый блеф, не то как свидетельство высокого положения и больших возможностей. Колониальщик посинел под стать мундиру, но представился.

— Рядовой Колониальной Службы Игнасио Санчес!

— А я — гражданин домена Луны по праву рождения Миша Макферсон. Миша, прошу заметить, а не Михаил, — ответил я, после чего с наслаждением наблюдал за причудливой игрой оттенков на его щеках.

— Вы арестованы! — прогремел голубец несколько менее торжественно, чем прежде.

— За что?! — взвыл я.

Не знаю, что меня подначивало — никакой надежды вырваться я не видел, и сопротивлялся только по инерции.

— Взять его! — скомандовал голубец.

Однако моя наглость и вовремя перехваченная инициатива оказали желаемое воздействие: служители переминались с ноги на ногу, прикидывая, в каком случае пострадают больше — если не подчинятся приказу колониальщика, или если им придется иметь дело вначале со мной (а синяки на моем торсе за время полета приобрели весьма угрожающий вид, и прекрасно сочетались с флюоресцентно-яркими фиксаторами), а затем с апелляционным судом. Двое шагнули было вперед, но под недоуменными взглядами товарищей остановились. Администратор впал в инфошок; глаза его остекленели.

— По какому обвинению арестовывают меня? — рявкнул я, почувствовав, что моральный перевес на моей стороне. — Что сделал мой однофамилец, уже ясно. А я при чем?

Объяснений я требовал не просто так: давно замечено, что тот, кто оправдывается, выглядит немного нелепо.

— Мне было передано, что некто Михаил Макферсон, убийца и саботажник, пытался бежать с Луны на баллистической капсуле, но из-за отключения питания в гауссовке капсула не смогла набрать скорости доступа. — Ага! Значит, Карел не догадывается, что Элис сняла его программные блоки. Или знает, но наврал Дэвро, чтобы не показаться полным лохом: это же умудриться надо, упустить схваченных и обезволенных пленников! — Не понимаю, как вам удалось…

— Так вот, — прервал я его, — во-первых, я не Михаил, а Миша. Это мое полное имя. Во-вторых, я не бежал, а был запихнут в капсулу и отправлен против своей воли. — Врать так врать. Все равно мои слова никто опровергнуть не сможет. — А в-третьих, вам изрядно налифтнули мозги, рядовой Санчес. Чтобы опровергнуть эти беспочвенные обвинения, я официально и при свидетелях требую судебного скенирования!

— Судебно-медицинское скенирование памяти, — с мрачной иронией заявил голубец, — на станции Лагранж-2 провести невозможно.

Можно подумать, я об этом не знаю.

— Так отправьте меня на Землю!

Это был ключ.

Лицо колониальщика на долю секунды утратило выражение носорожьей злобы. По нему промелькнули нерешительность… неуверенность… смятение… Я не был уверен, что рядовой Санчес знал о фазовом сдвиге. Невинный с виду вопрос помог мне в этом убедиться.