Печать скорби - Бушков Александр

Смотреть ее Ольшанский поехал в одиночку, на рейсовом автобусе. Никого из бригады зазвать с собой не вышло, мужики вообще не понимали, как можно вместо того, чтобы в кои-то веки отоспаться всласть, тащиться за тридевять верст глазеть на какую-то сельскую церкву. Наверняка, проводив его, работяги покрутили пальцем у виска.

Дацан и впрямь не поражал воображение размерами и архитектурными изысками. Небольшое квадратное здание с многоярусной крышей. Внутри храма злато-серебро сосульками с потолка, разумеется, не свисало. Простенько, скромно, даже бедно. В зале для молений, единственном помещении дацана, правый дальний угол был отгорожен ширмой. За этой ширмой и хранилась храмовая святыня.

О том, что за «намчувандан» такой, он узнал еще в автобусе, от попутчика-бурята, который тоже направлялся в дацан. Согласно легенде, храм обязан своим появлением пришедшему из Халхи, то бишь из Монголии, махатме Кушо Дхонду. «Махатма, напомню, обозначает „учитель“ и является высоким духовным званием, которого буддисту не так-то просто удостоиться».

Проходя по берегу пруда, Кушо Дхонду увидел белый лотос и, восхитившись его красотой, сорвал и взял с собой. Вскоре сорванный цветок стал чахнуть, и махатма пожалел о своем поступке, пожалел о том, что уничтожил живое. И тогда он сказал лотосу: «Если бы я мог, я отдал бы тебе часть своей жизненной силы». Он бережно положил цветок на лежавшую в траве деревянную колоду. С ним были люди, они слышали его слова. И случилось чудо – цветок не завял. Проходили дни, недели, месяцы, махатма уже куда-то ушел своей дорогой, а цветок выглядел, как только что сорванный. Минуло столетие, и ничего цветку не сделалось. А там, где махатма оставил цветок, построили дацан. И неувядающий цветок лотоса, закончил свой рассказ попутчик в автобусе, и есть та самая храмовая реликвия.

И вот настала очередь Ольшанского зайти за ширму – к реликвии запускали по одному. Заходит. Видит грубую деревянную колоду, возле нее сидит в позе лотоса священнослужитель в желтом облачении. А на колоде лежит цветок лотоса, который действительно выглядит как только что сорванный. «Хитрость невеликая, – подумал тогда Ольшанский, – каждый день посылай человечка к пруду за новым цветком – и неиссякаемый ручеек паломников обеспечен».

«Прикоснись к цветку», – говорит священнослужитель. Ольшанский аккуратненько так, пальчиком дотрагивается до лотоса. И вдруг чувствует… обжигающий удар. Некая огненная струя проносится по кроветокам, по позвоночнику, затылок сотрясает, как от удара кувалдой изнутри черепной коробки, в глазах вспыхивают круги. «Что с тобой?!» – закричал, вскочив со своего места, бурят в желтой одежде. Вот те, думает Ольшанский, и хваленая буддистская невозмутимость…

– Так же внезапно, как началось, так же вдруг меня и отпустило. Выдохнув и вытерев выступивший пот, объяснил я этому человеку, что со мной случилось. Он выслушал со всей внимательностью и серьезностью. «Такое здесь происходит впервые, – говорит он мне. – Это какой-то знак тебе. Запомни это и всмотрись в себя».

Возможно, я бы и не обратил серьезного внимания на его слова, но совсем скоро кое-что случилось, и это «кое-что» перевернуло всю мою жизнь.

Сломался рейсовый автобус, на котором я должен был уехать. Пришлось ждать следующего, то есть до утра. «Коли не явлюсь к началу рабочего дня, – подумал я тогда, – мужики сложат на меня все маты». Ну, вернулся где-то в полдень и узнал, что изба, в которой квартировала наша бригада, ночью сгорела. Вместе со всеми, кто был внутри. Впоследствии выяснилось, что подожгли те самые чечены, у которых мы перехватили подряд на дом культуры, – они вынуждены были податься в соседнее село, совсем нищее, и подрядиться строить коровник…

Он замолчал надолго, а потом с нажимом глубоко верующего человека произнес:

– И тогда я понял: все не случайно! Случайностей вообще нет! Эта сила будет хранить меня и далее, если только я не сойду с пути – вот как объяснялся явленный мне Знак. А как по-другому объяснить? Правда, тогда я еще не вполне представлял, в чем заключается мой путь, в чем мое предназначение. Смутно понимал, что выстраивается некая линия, – Ольшанский провел рукой в воздухе, словно гладил по поверхности стола, – и на ней, как звезды в созвездии, горят слова: Атлантида, Аркаим, Беловодье, Шамбала. И я стою на этой линии… Но где, в какой точке? В чем мое предназначение? И вот интерес к теме снова вспыхнул во мне. А время тогда, напоминаю, стояло советское, со всякой занимательной литературой было туго, Интернет еще не изобрели. Приходилось собирать по кусочкам, по лоскуточкам, по обрывочкам, там, сям… кое-какими знаниями я обогатился, но все равно ответа на главный для себя вопрос не получил… Однако – не было бы счастья, да несчастье помогло. Ежели вы забыли, то напомню, что меня незадолго до перестройки отправили на баланду. Спасибо лично Тебе.