Гроза в Безначалье - Олди Генри Лайон

Весь день Черный Островитянин не находил себе места, и даже заглянувшая к нему Гопали не смогла отвлечь Вьясу от лихорадочных мыслей и дурных предчувствий. Отшельник был рассеян, отвечал невпопад, и девушка, сообразив, что зашла не вовремя, поспешила уйти, не забыв, однако, перед уходом налить в чашку Крошки свежего молока.

Кобра проводила рабыню долгим пристальным взглядом, а потом неодобрительно зашипела на своего хозяина. Вьяса очнулся от размышлений, смущенно улыбнулся и пробормотал, поглаживая змею:

— Ты права, Крошка. Лучше бы я разделил ложе с ней, чем с этими развратными шлюхами, которые свели в могилу молодого царевича. Но… всем нужен наследник! Ты наивна, змея: никого не устроит сын шудры и Черного Островитянина, даже если такой ребенок и появится на свет… Никому нет дела до того, хочет ли этого сам Вьяса! Они говорят, что я должен. Наверное, я действительно должен. Должен… — прошептал он, снова впадая в прежнее сумеречное состояние.

Под вечер Вьяса вдруг очнулся от задумчивости и потребовал ароматических снадобий, воду для омовения, новую одежду, гребень, пилочки для ногтей и еще много всякого другого.

Слуги обалдели от такого приказа и превратили покои Черного Островитянина в будуар гетеры. Даже шафрановую пыльцу цветов лодхры, используемую в качестве пудры, принесли — хватило б слона припудрить!

Через два часа отшельника было не узнать. Борода и волосы (наверное, впервые за всю жизнь!) аккуратно расчесаны, шаровары розового атласа и небесно-голубая рубаха, подпоясанная золоченым поясом с хризолитовыми вставками, сидели на Черном Островитянине слегка мешковато, но это было как небо и земля в сравнении с его дерюжной хламидой!

Отшельник тщательно подстриг ногти, ранее больше напоминавшие когти тигра, и не пожалел благовоний. Теперь он сильно отличался от того жуткого существа, которое подошло к воротам Восхода походкой хмельного удода — но…

Но!

Вьяса не мог понять этого — он настолько свыкся с собственной внешностью, что сейчас сам себе казался чуть ли не красавцем. Но черное сплющенное лицо, обрамленное огненным облаком, светящиеся во тьме угли глаз-янтарей, долговязая и нескладная фигура обезьяны, волосатые руки до колен — все это никуда не исчезло!..

Отшельник глубоко вздохнул, шумно выдохнул, прикрикнул на Крошку, которая собралась было увязаться следом, — и распахнул двери своих покоев.

Провожатый уже ждал его. Время пришло.

* * *

Резные узорчатые створки с легким скрипом затворились за его спиной. В спальне царил благовонный сумрак, и Вьяса не сразу различил два полуобнаженных женских тела — в призывных позах они раскинулись на огромном, поистине царском ложе. Когда же эта соблазнительная картина предстала взору отшельника во всех подробностях, у него разом перехватило дыхание. Он постарался улыбнуться как можно естественнее и сделал шаг вперед.

В следующий миг ему в уши ударил оглушительный визг.

Разумеется, несчастный Вьяса не знал о том, что сегодня днем царевнам передали: Сатьявати желает их видеть. Когда обе полногрудые невестки предстали перед сморщенной свекровью, та сухо объявила, что сегодня вечером их благородный деверь^[63] почтит вдов своим посещением и возляжет с ними на ложе, дабы зачать будущих наследников. «Так что готовьтесь, стервы! И попробуйте только не зачать!

Сгною!»

Стервы находились в последнее время под неусыпным надзором евнухов и уже испытывали немалый зуд в интимных частях тела. А потому переглянулись, радостно поблагодарили оттаявшую Сатьявати и поспешили удалиться к себе, чтобы как следует подготовиться к предстоящей ночи любви.

Царица и не подозревала, что Матушка с Мамочкой поняли ее с точностью до наоборот! Сатьявати прекрасно знала, что Грозный не отступится от своего обета даже под угрозой смерти, — и она была уверена, что о регенте жены Вичитры и думать забыли. Под «деверем» царица подразумевала чернокожего первенца Вьясу — и была приятно удивлена тому, как возбудились невестки при ее словах.

Царевны, в свою очередь, были твердо уверены, что сегодня вечером к ним наконец явится Гангея Грозный, воплощение женской мечты, — и заранее предвкушали ночь безумной страсти с этим «быком среди царей»!

Каковы же были ужас и потрясение обеих, когда в дверях опочивальни вместо долгожданного быка возникло… возникло… возникло ЭТО!