Гроза в Безначалье - Олди Генри Лайон

Джунгли вокруг продолжали жить обычной жизнью. Ты был их частью, как и любой другой из лесных обитателей, чувствуя лес, что называется, волосками на коже, ты был плоть от плоти леса. Поэтому сознание могло спокойно размышлять, пока тело двигалось в нужном направлении.

Сегодня ты наконец увидел Небо! Не небо, а Небо, бездонную ширь от востока до запада! Увидел, поднялся к вершинам (или опустился в глубины?) собственной души, достигнув дна (зенита?!), о котором говорил гуру. Значит, пришло время для предписанного трехдневного поста, очищения и медитации, после которых ты будешь готов держать перед учителем последний экзамен.

И все-таки соринка сидела в глазу… Нет, нельзя было хватать эту змею! Ничто не в силах отвлечь погруженного в медитацию подвижника, а ты… Рама-с-Топором на твоем месте наверняка остался бы сидеть сиднем, и змея, погревшись на плече, уползла бы дальше, даже не заподозрив человека в облюбованном ею каменном истукане.

Хорошо хоть догадался отпустить бедолагу, не придушил! Суть, кровь и природа воина-кшатрия в двадцатом поколении взяла верх, одолела покой души. Или это не так уж плохо? Окажись на месте змеи настоящий противник? За горло, и сжать, стиснуть пальцы стальным ошейником…

«Что за блажь? — удивился ты. — Я должен думать о вечном, желать очищения перед последним рубежом — а я… Но, может, это тоже вечное — сомнения ученика перед испытанием? Так было, есть и будет всегда. А та змея… допустим, она была послана богами, чтобы помочь мне преисполниться духовного пыла! Хотя вряд ли: боги чаще подсылают к аскетам апсар-танцовщиц, убоявшись силы накопленного Жара-тапаса и пытаясь отвлечь святого от его размышлений…»

Где правда?

Ты не знал ответа — хотя мечта о небесных танцовщицах нравилась тебе куда больше змеиной реальности. Пусть все идет как идет! Надо закончить паломничество, добраться до острова у слияния матери-Ганги и Ямуны, где и провести предписанные три дня очищения. А потом вернуться к Парашураме — держать экзамен.

И хватит об этом.

По листьям зашелестел дождь. Если бы жизнь капели продлилась недолго, земля под пологом леса зря ждала бы ласки — прохладным струям не проникнуть сквозь ярусы изумрудной крыши, которая сплошь накрывала джунгли.

Так двум-трем стрелам на излете невозможно пробить доспеха.

Но дождь оказался упорным, и вскоре лес вокруг Гангеи покрылся влажной испариной. Тяжелые капли грузно шлепались на голову и обнаженные плечи, юноша с удовольствием плясал на бегу, купаясь в игривой прохладе, и стекали в недра души противоречивые мысли, что обуревали ученика Рамы-с-Топором. Единственного ученика.

Вдруг юноша резко остановился и замер: охотник увидел добычу!

За кустами, шагах в двадцати впереди и чуть справа, деловито объедали листья две красавицы гарны, фыркая и настороженно поглядывая по сторонам. Нет, не белые, конечно, гарна-альбинос встречается редко, но цвет шерсти сейчас не имел особого значения. Потому что рога у антилоп были именно такие, как нужно: прямые, острые, идущие по краю ровной спиралью. Именно из рогов гарн и делаются парные кастеты, столь любимые мастерами варма-калаи^[42]!

Мастером Гангея себя не считал. Да и владение кастетами — десятое дело, которому положено учиться урожденному кшатрию! Просто Рама-с-Топором, будучи южанином до мозга костей, в числе прочего обучил юношу и этому, и достойный ученик достойного учителя давно мечтал заполучить себе парочку «рогатых» кастетов. А лучше — сделать самому, подогнать по руке…

Рука юноши потянулась к поясу, где висели в чехле малые чакры — остро заточенные по краю метательные диски-кольца с прорезью в центре для пальцев… И снова замерла.

Негоже перед очищением лишать жизни живое существо! Но, с другой стороны, ему все равно предстоят очистительные ритуалы и омовения. Они наверняка смоют и кровь животного, пролитую накануне!

Гангея колебался. Соблазн был велик — но разве не должен подвижник противостоять соблазнам и искушениям?

Пробив тучи и листву, солнце вдруг швырнуло в чащу щедрую горсть бликов, перед глазами зарябило от переливчатых пятен, и Гангея не сразу понял, что же он видит. А когда понял — улыбнулся невольно одними краешками губ.

Его проблема прямо на глазах решалась сама собой. К гарнам осторожно подкрадывался матерый самец-леопард, которого никакие сомнения о вреде насилия отродясь не мучили.