Верные враги - Громыко Ольга

В противоположном конце зала туман аркой расступался вокруг высоченных каменных дверей, смыкающихся крупными зубцами. Да-а-а, такие если прищемят, даже пискнуть не успеешь...

Ни колец, ни колотушки к дверям не прилагалось, но когда привратник, остановившись, повелительно протянул к ним руку, изнутри послышались гулкие размеренные удары, с третьим из которых створки с дробным гулом, напоминающим рычание, ушли в стены.

После сумрачного озера солнечный свет брызнул в глаза слезогонным луковым соком. Четкие золотые лучи падали наискось, просеянные витражом левой стены, как ситом с разными дырками. Под потолком в них пылинками танцевали тысячи белых бабочек, и я искренне пожалела здешнюю капусту. На полу, хвала богам, лежали обычные мраморные плиты, а виноградные плети хоть и сплошняком увивали стены, но оставляли надежду, что где-то под ними те всё-таки имеются.

Кажется, мы вломились к эльфам в разгар какого-то совещания – вряд ли бы они успели так быстро собраться в тронном зале всей компанией, то бишь собственно Правителем Града, Верховной Семеркой (без Ллиотарэля – шестеркой) и десятком-другим прочих высокопоставленных лиц. Выстроившаяся вдоль стен стража уже начала потихоньку переминаться с ноги на ногу, поспешно подтянувшись при нашем появлении. Впрочем, ей грех было жаловаться, ибо даже сам Правитель довольствовался стоячим троном – эдаким закругленным заборчиком с двумя подлокотниками, вместо бархата обитым, то есть обвитым темно-зелеными плющами, мантией расползающимися по всему тронному возвышению. В роли украшений выступали пущенные по верху и подножию цветы, блестящие и переливающиеся не хуже драгоценных камней.

Сразу за порогом привратник и охрана остановились, вынуждая нас сделать то же самое. Возникла небольшая заминка – Ллиотарэль, полуобернувшись, внимательно слушал подошедшего к нему со спины черноволосого эльфа в облегающем серо-зеленом костюме, торопливым шепотом докладывающего Правителю что-то чрезвычайно занимательное. Судя по косым взглядам, то и дело бросаемым в нашу сторону, нас бы это тоже заинтересовало. Эх, какая жалость, что нельзя хотя бы насторожить ушки!

От нечего делать я принялась исподволь, с напускным безразличием рассматривать зал и почти сразу же прикипела взглядом к черному изваянию, которое я назвала бы фонтаном, если бы над ним трепетали, крошились и осыпались прямо на пол струи воды, а не огня. В солнечном, зеленом зале оно смотрелось столь же неуместно, как волк в овечьем хлеву, поднявший окровавленную морду на стук распахнутой хозяином двери. Еще и стояло не по центру, а почти в самом углу, резко вторгаясь в общую гармонию.

Я, словно завороженная, пялилась на него, пока Верес, сдавленно охнув, не качнулся ко мне, больно рванув под локоть:

– Шел, какого гхыра?!

– Но там...

– Ничего там нет, балда! Это избирательный морок, лошадка специально для дурной нежити вроде тебя! Немедленно опусти глаза!

Поздно. Один из эльфов уже шел к нам, плавно и беззвучно, словно паря над полом в просторном, укрывающем его до пят и даже чуток волочащемся позади плаще может, и в самом деле парил: когда Верес колдовал, у него так же по-дурному цепенело лицо и расширялись зрачки. Серебристо-седые волосы, словно боясь соприкоснуться дымчатым шелком, дыбились пышной копной ниже пояса, пресловутая эльфийская красота, родственная хвое – вроде и вечнозеленая, но не в пример листьям жесткая и колючая, – совершенно не мешала ему казаться поразительно неприятным типом.

– Заметили что-то интересное? – вкрадчиво осведомился эльф, остановившись в столь угрожающей близи, что при глубоком вдохе мы уперлись бы грудь в груди.

– Задумалась. – Я нагло уставилась ему прямо в глаза. Посмотрим, голубчик, сумеешь ли ты что-нибудь разглядеть сквозь человеческую ипостась! Если бы всё было так просто, я бы в Выселке три года снадобьями не торговала.

Но эльф и не собирался попусту тратить время. Ему вполне хватило взгляда от моей макушки до пяток, задержавшегося на рукояти даркана.

– Обнажите его, пожалуйста. – Чтоб у тебя уши отсохли!

Эльф улыбался в точности как змея – со словно высеченным из мрамора лицом, непроницаемым для мыслей (если те вообще были), не разжимая тонких губ и готовый сделать смертельно ядовитый выпад при первом же моем неосторожном движении.

– Зачем? – как можно простодушнее поинтересовалась я, надеясь свести просьбу к шутке.