Малышка и Карлссон - Мазин Александр

– Не стоит, – сказал Селгарин.

– Что – не стоит?

– Вы думали о том, чтобы вернуться в квартиру. Так вот: этого делать не стоит. По крайней мере – сейчас. Ведь кроме товарищей и врагов вашего друга есть еще и правоохранительные органы. Не думаю, что вам стоит с ними встречаться именно сейчас.

– А что изменится потом?

– Потом, Катенька, может измениться многое, – сказал Селгарин. – Не забывайте, что эта мансарда всё-таки не ваша, а наша. То есть принадлежит нашей фирме. И заострять внимание на вашем пребывании там совсем не обязательно. Так удобнее и вам, и нам. В первую очередь – вам, потому что мы умеем правильно общаться с правоохранительными органами, а вот вас они могут обвинить в чем угодно. Им же главное не убийцу найти, а дело закрыть.

– Но зачем его искать! – воскликнула Катя. – Он же тоже разбился!

Селгарин молчал. Многозначительно. И Катя вспомнила, как толстый опер Асов пытался ее арестовать… Он ее наверняка узнает…

– Так что же мне делать, Эдуард Георгиевич? – беспомощно спросила она.

Селгарин погладил ее по руке. Ничего эротического не было в этой ласке: так прикоснуться к ней могла бы и женщина.

– Мы вас не бросим, – пообещал он. – Вы наш сотрудник. Более того, вы – юная красивая девушка. Если я оставлю вас на произвол судьбы, я себя уважать перестану!

– Спасибо… Спасибо вам… – прошептала Катя. Ей вдруг стало легко и спокойно. Она снова была не одна… И тут Катя вспомнила Карлссона и опять разревелась.

Селгарин не стал ее утешать. Дал выплакаться, а когда Катя успокоилась, кликнул официанта, и тот принес позаимствованную у кого-то косметичку.

– Туалет – там, – сказал Селгарин. – Приведите себя в порядок, Катенька. А я пока займусь решением вашей проблемы.

Когда Катя вернулась, Селгарин как раз закончил говорить по телефону. Причем не по мобильному, а по обычному, который принес ему официант.

– Ну вот! – сказал он. – Вопрос вашего временного жилья решен.

– Эдуард Георгиевич, спасибо вам большое! Но можно… Можно я сейчас к подруге поеду, ладно?

– Конечно, – кивнул Селгарин. – Я понимаю. Только от подруги – никуда, хорошо?

– Хорошо. А можно я позвоню?

– Конечно, можно.

Официант снова принес телефон.

– Лейка, это я… Да, случилось. Никуда не уходи, я скоро приеду.

– Ну вот, – сказала она. – Спасибо вам, Эдуард Георгиевич! Я вам, правда, очень благодарна. Я поеду, ладно?

– Не ладно, – возразил Селгарин. – Я вас сам отвезу.

– Ну-у… Мне неудобно… Я могла бы и на метро… – Катя замялась. Она хотела всё-таки быстренько заглянуть домой: взять деньги, документы…

– Мне будет очень неудобно, если с вами что-то случится, Катя! – отчеканил Селгарин. – Поэтому я вас всё-таки отвезу. И сдам подруге с рук на руки!

Катя не посмела спорить.

– Пойду расплачусь, – сказал Селгарин, доставая карточку.

Он подошел к стойке, но платить не стал.

– Какой номер? – вполголоса спросил он официанта.

– Сто четырнадцать-восемнадцать-семнадцать.

– Чей?

– Еще не пробили, Эдуард Георгиевич! Но Веня уже работает.

– Хорошо. Пусть отзвонит мне на мобильник, когда закончит. Мы уходим. Приберись тут… Ну, ты знаешь… Коньяк дай!

Селгарин вернулся в столику.

– Держите, Катя! – он протянул ей треугольного сечения бутылку из темного стекла.

– Зачем это?

– Это, Катя, лекарство! – строго сказал Селгарин. – Никаких возражений. Выпьете вечером… с подругой. Всё, поехали!

* * *

– Ну ты даешь, Катерина! – воскликнула Лейка, когда Катя возникла у нее на пороге с кое-как припудренным зареванным лицом, бутылкой коньяка под мышкой и красавцем Селгариным за спиной.

Впрочем, сказала она это уже после того, как Селгарин удалился.

– Ну, что там у тебя стряслось?

Катя села на полочку вешалки, поставила рядом коньяк.

– Карлссона убили, – сказала она.

– Это что, шутка такая? – неуверенно проговорила Лейка. – Ты пошутила, да?

Катя ничего не сказала, только посмотрела на подругу снизу…

Губы Лейки задрожали, лицо ее некрасиво искривилось…

– З-за что? К-как?

– Застрелили. А потом он упал… Сверху на асфальт. С нашей площадки.

Лейка опустилась на полочку рядом с Катей.

– Вот, блин, такая… Что за жизнь, ну что за говно такое всегда… – проговорила она вдруг осипшим голосом, уткнулась Кате в плечо и заревела.

А Катя сидела, как каменная. Она уже всё выплакала.