Герканский кабан - Юрин Денис

Пожалев, что не может расслышать слов протекавшей как минимум уже с полчаса беседы, Штелер переключился на осмотр второго мужчины, куда более интересного с точки зрения наблюдения. Скорее среднего роста, нежели высокий, дворянин в плечах был почти в два раза шире своего собеседника. В нем чувствовалось не изящество вельможи, а грубая мужская сила бывалого солдата. Меча при нем не было, но зато из-за широкого, кожаного пояса, зачем-то обшитого сверху стальными пластинками, торчали рукояти двух кинжалов. Простая, местами штопанная кожаная безрукавка плотно облегала богатырскую спину. Рукава серой, а первоначально белой рубахи были высоко закатаны. Вокруг правой руки от самого запястья до локтя была намотана стальная цепь с мелкими звеньями. Полковник тщетно пытался понять, зачем же нужно это «украшение», но, так и не найдя достойного объяснения, решил закончить свои наблюдения и наконец-то перейти к расспросу тем временем задремавшего, положив голову на стол, купца. Благо, что пока он осматривал присутствующих, в голове созрел план, даже несколько планов беседы.

– Ничего себе шалуньи, рожи помяты да кислее капустной закваски! – проворчал Штелер и, смачно сплюнув на дно опустевшей пивной кружки, отставил ее на край стола. – Дивлюсь токмо, на каких-таких ишаках они ездят?! Неужто болваны находятся, кто залезает им «под седло»?! Дурак трактирщик, я б давно их взашей со двора прогнал. Прибылей, поди, никаких, токмо видом да душком своим аппетит портят…

– И похуже видали… – проворчал медленно поднявший голову купец и с выражением: «Ну, чо ты ко мне прицепился?!» посмотрел на соседа исподлобья. – Ты б на свою харю глянул! На вон зеркало, ужаснись!

Только шевариец, только презренный шевариец мог поставить ударение в слове «зеркало» на предпоследний слог. Отчасти поэтому герканцы их и не любили! Разве достоин уважения народ, который не может придумать собственный язык, а вместо этой лопочет на жуткой смеси трех-четырех соседних языков, ужасно коверкая при этом чужие слова. «Зеркало» с ударением на «а», «мотыщица» вместо «мотыга», да мало ль других примеров, когда шеварийцы издевались над герканскими словами, выдавая их за свои!

Штелера удивляло, как шеварийский купец осмелился заявиться в герканскую колонию? Какие у него тут могли быть дела, с его-то режущим слух говором? Однако выражать свое недовольство неправильным ударением моррон не собирался, сейчас было совсем не до того. Он взял из рук купца появившееся из котомки небольшое зеркальце и с нескрываемым ужасом взглянул на свое отражение.

Осунувшееся, вытянутое лицо, покрытое складками отвисшей кожи; щетина, ничуть не хуже, чем у взрослого кабана; огромные коричневые пятна под глазами, из которых ушла радость жизни и в которых, кроме усталости, появилось и нечто другое, что точно, Штелер сказать не мог. Он заметно похудел, стал походить на не кормленного дней десять толстяка, уничтожившего запасы жиров так быстро, что кожа лица не успела подтянуться. Одним словом, зрелище ужасное, но в том были и свои плюсы. Если бы даже он и встретил в Денборге знакомых, то они бы вряд ли его узнали.

– Ну чо, краше девок? Чо скажешь теперча, кто кому за скачки доплачивать должон? – злорадно хихикнул торговец, отомстив на свой лад нахалу, осмелившемуся прервать его чуткий сон.

Штелер мог бы достойно ответить, но ссориться с соседом не входило в его планы. Положив зеркало на стол, моррон огладил щеки и, широко зевнув, заявил:

– Ничего, в дороге поистрепался, не скрою, но вот домой утром вернусь, и тут же в бадью с благовониями залезу. К полудню меня уж не узнать будет…

Как и ожидалось, уловка сработала, в глазах шеварийца появился интерес. Теперь ловкачу оставалось лишь развить успех, но при этом не перегнуть палку, или, говоря языком торгового сословия, не потерять аванс доверия.

– Я ж, как и ты, торгую. Да вот дернуло меня, дурака, без охраны достойной отправиться. Нанял кого попроще да подешевше, а они, мерзавцы, как токмо лиходеев лесных увидали, тут же врассыпную… Обобрали разбойнички до нитки, ладно, хоть жизнь оставили да сапоги не сняли… Ну ничего, впредь мне, дураку, наука, а барыш… барыш еще наторгую.

Видимо, Штелер все же переборщил, шевариец смотрел с недоверием и молчал, а ведь должен был подхватить, ох, насколько актуальную для всех разъезжих купцов тему.

– Домишко у меня славный… – зевнув и потянувшись, продолжил Штелер, решив, что хуже уже не будет, а шанс разговорить собеседника хоть маленький, но все же имелся, – …на площади Гертола Пятого, серенький такой, с красной крышей. Может, видел?