Орден Святого Бестселлера, или Выйти в тираж - Олди Генри Лайон

• Кому нужна твоя свирель,
• Когда умолк апрель,
• Когда последний лист сгорел
• На гибельном костре?!
• И ты согласен умереть,
• Но только бы скорей…

• Идет нелепая зима
• в хрустальном платье.
• У божества – своя тюрьма,
• свое проклятье.

Скоро надо будет закругляться.

Устал.

• Пан?
• Пропал?!
• Ночь слепа.
• Изо рта —
• Сизый пар.
• Ветер волосы трепал,
• Успокаивал…

– Снегирь, а Снегирь… Я давно хотела тебя спросить…

Чат разбегался, по экрану гурьбой бежали всякие «хаюшки», «чмоки», «покашки» и «удачи!». Я мотнул головой, параллельно выстукивая ответную дребедень. Дескать, спрашивай, раз давно.

– Только ты не обижайся, ладно?

– Ладно.

– Понимаешь, они ведь дураки. Обычные дураки, пустые как барабан, получившие возможность греметь на весь свет. Ты читал их вопросы? И свои ответы… Это позорище, Снегирь, птичка моя певчая. Тебе не стыдно?

Я откинулся на спинку кресла. Она не понимает. Она никогда не поймет. То, что я сейчас сделаю, будет жестоко, но это единственный способ.

– Неправда, Настя. Они не дураки. Они – читатели. Умные, глупые, смешные, гордые… Всякие. Чи-та-тели. Люди, которые читают. Тот же биологический вид, что и читатели Толстого, Гессе, Бодлера… Не веришь?

– Не верю, Снегирь.

– Хорошо. Представь себе, что Лев Толстой жив. Что у него есть персональная страничка на сайте «Русская литература». Http://www.rus-litr.ru/tolstoy-leo/ И вот ты пишешь ему в гостевую книгу. Ты – умная, образованная, под завязку набитая аллюзиями, метафорами, эстетическим мироощущением и чувством слова. Садись, пиши. Только имей в виду: Интернет платный, и на долгие письма у тебя бабок не хватит!

Когда я уступил ей место, Настя долго смотрела на экран. Минуту, может, больше. К концу молчания она начала шевелить губами. Словно ребенок. Пальцы, помедлив, легли на клавиши.

– Дорогой Лев Николаевич!

Еще минуты две Настя всматривалась в написанное, медля продолжить. На лице любимой женщины писателя Снегиря отражалась сложная гамма чувств: так внезапно опрокидываешься в зеркало, впервые увидев по-настоящему – морщины, мешки под глазами, сухие губы…

Не выдержав паузы, она стерла приветствие и начала заново:

– Здравствуйте, господин граф!

– Ты еще «Ваша светлость!» напиши, – не удержался я. – И про зеркало революции.

– Уважаемый писатель Лев Толстой! – Ей было трудно не ответить мне колкостью, но Настя (чудо?!) промолчала. – Я очень люблю Ваш роман «Анна Каренина». А также «Войну и мир», «Воскресение» и рассказы. На мой взгляд, это вершины русской словесности, в полной мере отразившие…

Прекратив печатать, она опустила руки на колени. Резко отодвинула кресло от стола. Кажется, Настя была готова расплакаться.

– Ты прав, Снегирь, – чуть слышно прошелестел ответ. – Они – читатели. А я – дура. Круглая. Извини, пожалуйста…

Я обнял ее за плечи. Теплые, узкие плечи, обтянутые джемпером.