В погоне за мечтой - Связина Ольга

Разбойное гостеприимство отличалось хлебосольством: каждому из нас вручили по щербатой миске с деревянной ложкой, в темноте производящих впечатление чистых. Голод – лучшая приправа, после целого дня на ногах и ночных приключений похлебка показалась нам прекрасней любого из изысканных кушаний с королевского стола. Даже Макар в своей волчьей ипостаси, с презрением отодвинув лапой ложку, принялся жадно глотать горячее варево.

– На мне все заживает, как на собаке, – пояснил он, перехватив мой взгляд, – вот и голод собачий.

Похлебка валила с ног почище снотворного. В дороге нам нечасто перепадало отведать горячего – не было котелка. А крестьяне, охотно делясь сухим пайком, не торопились приглашать ведьму к столу вместе с собой. Накрывшись взятым с боем лоскутным полотнищем, Иан с Орлеттой, трогательно обнявшись, посапывали в унисон и убаюкивали Найденку. Муська спала стоя, а Макар с Беляночкой лежали, свернувшись тугими калачиками. Я почему-то думала, что козы тоже стоят во сне…

Но мне не спалось – любопытство глодало почище голодной собаки, подпинывая под бок и не давая ни лежать, ни сидеть спокойно. Устав бороться, я поднялась и пересела поближе к костру.

– А… Можно посмотреть?

Усмехнувшись, атаман задрал подбородок и продемонстрировал покрытую густой жесткой щетиной, но гладкую, без единого шрамика, шею. Я недоверчиво провела пальцем – разбойник фыркнул, сдерживая смех. Даже то, что сделала с распоротым горлом (по слухам, без всякого наркоза) безвестная старуха, моя предшественница в должности разбойной ведьмы, при современном уровне медицины казалось настоящим чудом. В моем родном мире, пожалуй, смогли бы еще убрать внешний шрам, пересадив кусок гладкой кожи с какого-нибудь малозаметного места, но как восстановить связки и голос?!

Видно, последний вопрос я невольно высказала вслух – разбойник снова хохотнул, на этот раз не от щекотки, и с гордостью похвастался:

– Хоть в церковном хоре пой! Только зелено вино теперь душа не принимает, сразу хрипеть начинаю, как прежде. Ребята думают, за это меня Хрипатым и прозвали.

Очень хотелось спросить, что за волшебник и где таким чудесным образом прооперировал атамана (профессиональный интерес!), но было как-то неловко, к тому же я как будто боялась того, что услышу в ответ. Но разбойнику и без наводящих вопросов было что сказать:

– Ты уж прости, ведьмочка, что я у тебя тогда шубу отобрал и гулять не отпускал, – внезапно начал каяться он.

– Ничего, я почти не простыла.

– И за то, что не отпустил тебя на волю, не помог бежать!

– Да я все понимаю – дело-то подневольное, как атаман скажет.

– И за то…

– Прощаю за все, что было!

Мы немного помолчали, глядя на огонь.

– Я тогда долго атамана благодарил, что не бросил, вытащил из-под обстрела на собственном горбу, – неожиданно заявил Хрипатый. – Потом уж он рассказал, как меня стрелой… убило. Помереть бы мне на том самом месте, да ведьмочка не побоялась под стрелы подставиться, зла не попомнила… Потом уж и он вернулся, убедился, что ты дышишь, просто в беспамятстве, да меня тихонько и оттащил. Егеря уж подходили… Я как первый раз после того за шею схватился – сам чуть в обморок не хлопнулся!

– Что, стрела так и осталась торчать?

Он хохотнул:

– Стрелу Тимоха тоже прихватил – она у меня теперь вместо талисмана! – Распустив ворот рубахи, атаман продемонстрировал железный, покрытый зловещим бурым налетом наконечник стрелы, привязанный на суровую нитку по соседству с нательным крестом.

– А может, это было не случайно?

Внезапно как бы со стороны я услышала звук собственного голоса. Хотя, видит бог, думала в тот момент совершенно о другом, вспоминая подробности своего поистине триумфального побега из плена – кажется, тогда между нами с королем черная кошка и пробежала. Хотя какие благоприятные обстоятельства для сближения: благородный герой, благодарная спасенная девушка… Он же как будто обиделся на меня за что-то, а я так ума и не приложу, за что.

Разбойник тоже ломал голову, пытаясь понять, к чему это я клоню.

– Все было кем-то подстроено? – не угадал он.

– Может, это бог не зря решил дать тебе второй шанс? – задал второй наводящий вопрос мой самовольный голос.

Совершенно без участия головы, точно за меня говорил кто-то другой! И в то же время излагал как будто бы мои собственные мысли… Я решила не затыкать рот гласности – глядишь, и сама что-нибудь умное услышу.