Draco Veritas - Клэр Кассандра

— Я сделаю, сделаю все, что ты захочешь…

— Тогда сделай так, чтобы прошлой ночи никогда не было.

Он крепче сжал ее плечи:

— Что-то, что я могу сделать… Ну же, Гермиона… Помоги мне.

— Да-да, это именно то, что я все время делаю. Помогаю тебе. Но я не смогу, если ты мне этого не позволишь.

— Позволю? Да я же прошу тебя, Гермиона… Хочешь — каждый день всю оставшуюся жизни я буду извиняться пред тобой? Хочешь? Ты ведь заслуживаешь этого… Хочешь — я встану на колени, и буду умолять тебя о прощении…

— Я прощаю тебя.

— Я…- начал он и осекся. — Что?

— Прощаю тебя.

На его лице расплылось выражение такого безумного облегчения, что она была близка к тому, чтобы изменить все свои планы. Он наклонился и поцеловал ее — она знала, что так и будет, и позволила ему. Она попыталась раствориться в этом поцелуе, понимая, что, возможно, этот поцелуй последний, — но не смогла: слова «последний раз, последний раз» эхом отзывались у нее в голове. Она закрыла глаза и обняла Гарри, стиснула изо всех сил — и это показалось куда осязаемей, чем этот какой-то отдаленный поцелуй. Но его тело под ее ладонями — худощавое, тонкокостное, с острыми плечами… ей снова захотелось защитить его. Но от этого она не могла его защитить.

Она отстранилась от него.

— Я прощаю тебя, — снова повторила она. — Однако это не значит, что все останется неизменным.

— О чем ты? — выражение облегчения начало медленно сползать с его лица.

— А разве ты думаешь, что все может идти так же, как шло? — с тоской просила она. — Только не после того, что случилось.

— Ничего не случилось, — с яростью произнес он. — Я был скотиной — вот и все. С нами ничего не произошло …

— Это неправда, Гарри. Вчера вечером ты показал мне одну очень важную вещь. Ты дал мне понять, что не доверяешь мне.

— Это не так!

— Это так, — безжалостно отсекла она. — Ты мне не доверяешь, ты никому не доверяешь. И я знаю, почему.

Он взглянул на нее в упор, и в его глазах она увидела страх. Он боялся слов, что она могла сказать, и она хотела бы пощадить его, однако это было необходимо:

— Ты не поверил мне потому, что знаешь, что тебе самому нельзя доверять, — ровным голосом произнесла она. — Ты лжешь мне, а потому допускаешь и представляешь, что я могу солгать тебе. Ты что-то скрываешь — что-то, что имеет для тебя значение, — я бы так прятала что-то ужасное, что-то огромное… и при этом прикидываешься, что все хорошо. Я могу только догадываться — насколько это плохо, Гарри — то, что ты не говоришь мне.

Он побелел и взглянул на нее так, словно она превратилась на его глазах в чудовище.

— Это совсем другое…

— Какое? Какое — другое?…

— Я не говорил тебе, потому что к нам это не имеет никакого отношения — ни к тебе, ни ко мне, ни к тому, что я чувствую к тебе…

— В этом и была твоя ошибка, — неожиданно она почувствовала прилив ярости. — Я твой друг, лучший друг, я — твоя девушка. И меня уже тошнит от моих бесконечных вопросов и твоих уклончивых ответов. Или вообще — их отсутствия. Или покровительственных отмашек. Что-то съедает, грызет тебя изнутри. Я люблю тебя и то, что ты страдаешь, меня убивает, Гарри, но ты делаешь все еще в десять тысяч раз хуже, не говоря мне, что с тобой. Ты скрываешь какую-то огромную тайну и надеешься, что она не затронет твою остальную жизнь. Так не будет. У нас так ничего не получится. Я не Драко, я не могу заглянуть в твой разум, зато я вижу твои чувства, все они на твоем лице. А в последнее время я даже не могу смотреть на тебя… — ее голос, наполненный отчаянием, затих. — Я не знаю, что делать.

Она подождала, давая ему время собраться и сказать что-нибудь — может быть, гневное, или горькое, или оправдательное… Наконец он поднял голову, и она была потрясена — в глазах было опустошение, холод и отчаяние.

— Так ты… собралась оставить меня? — спросил он. — Все это… ты покидаешь меня?

— Гарри — зашептала она. Больше всего на свете ей хотелось кинуться и обнять его, но она изо всех сил сдерживала себя. Ей в жизни еще не было так тяжело и трудно. — Я не покидаю тебя, я никогда не смогу тебя покинуть…

— Тогда что ты собираешься делать? — спросил он, и какая-то ее частичка горько прокляла Дурслей и тысячекратно — все происходящее. — Я не понимаю.

— Я остаюсь с тобой, Гарри, только немного по-другому…

— Иными словами, — неожиданно резко перебил ее он, — мы должны быть «просто друзьями».

— Это прозвучало так, словно для тебя это ничего не значит.

— Ты любишь меня, ты по-прежнему мой друг, однако все так продолжаться не может.

— Поправь меня, если я ошибаюсь, однако и раньше мы были друзьями и любили друг друга — в чем тогда разница?

— Я больше не могу быть твоей девушкой, твоей подругой, — ровным безжизненным голосом ответила Гермиона. — Вся разница в этом.

Ей показалось, что он ее не услышал: он еще больше побелел, черты его лица заострились. Ей хотелось попросить, чтобы он не смотрел на нее так… Но она не смогла.

— Не можешь? Не можешь или не будешь?

— Не знаю, — в отчаянии сказала она. — Когда ты говоришь, что не можешь рассказать мне о том, что не дает тебе покоя, что ты имеешь в виду — не можешь или не расскажешь?

Она словно дала ему пощечину.

— Но это нечестно!

— Это очень честно! — она крепко обхватила себя руками, собрав всю силу воли, чтобы не разрыдаться. — Ты мне врешь, и я ненавижу это. И скоро, совсем скоро я возненавижу и тебя.

— Ну, так возненавидь меня, — он отпрянул от нее и снова вцепился в стойку кровати, так что пальцы его побелели. Единственным цветным пятном на лице были зеленые глаза. — И если ты можешь меня возненавидеть за нечто подобное, значит, для начала, ты никогда меня и не любила.

Она прислушалась к себе. Она думала, что больнее быть уже не может — видимо, она ошиблась: эта фраза пронзила ей сердце, как стрела, на мгновение стало даже больно дышать.

— Я не могу это сделать, — прошептала она, — не могу…

Она развернулась и двинулась к двери, однако его голос рукой лег ей на плечо. Она никогда не слышала, чтобы он произносил это так:

— Я люблю тебя. Пожалуйста, не уходи.

— Тогда скажи, скажи мне, Гарри, — замерла она, не повернувшись к нему. — Скажи, что ты прячешь. Пожалуйста.

Ответом ей была тишина. Собрав всю силу, чтобы голос был спокойным и ровным, она заговорила, удивившись спокойствию своего тона.

— Я уезжаю из школы. Я уже собрала вещи и взяла билет, вечером я уеду в Лондон из Хогсмида. Если ты захочешь со мной попрощаться, я буду ждать тебя на платформе. Надеюсь, ты придешь. Я люблю тебя. Я всегда буду тебя любить. Верь в это, даже если ты уже ничему не веришь.