День револьвера - Уланов Андрей

— Толстяк.

— Чего, Билли? — оскалился гобл.

Шериф молчал. Зловещая тишина над столиком очень медленно досчитала до пяти. Толстяк прекратил скалиться и, опустив голову, тихо буркнул: «Чего надо, мистер Шарго?»

— Твое молчание.

Гобл не ответил — то ли оскорбился вконец, то ли начал выполнять приказ шерифа немедленно по получении. Шарго еще с полминуты посверлил его глазищами, а затем вновь обратил внимание на меня.

— Я жду ответа, — напомнил он.

— Э-э… а на который вопрос, мистер?

— Как ты собираешься найти своего брата, если даже не можешь описать его?

— Ну, — начал я, — думаю, Крис все же немного похож на прежнего себя.

— Ясно.

«…что ты, парень, круглый дурак!», — без труда закончил я фразу.

В чем-то шериф был прав — временами я и сам не очень верил, что мне удастся выполнить маменькино поручение. Жизнь в маленьком городишке, она того… искажает представление о мире, особенно — о его размерах. Дома я и сам, глядя на вырезанную из газеты карту Пограничья, не мог представить, что россыпь городков и фортов отделена друг от друга не парой мушиных шажков, а десятками миль.

Но, мы, Ханко, не те люди, чтобы так вот запросто дать задний ход, не выполнив задуманное… ну или хотя бы не попытаться.

— Следующий вопрос — что стало с бандой Кривоклыка?

— Я.

Шериф мрачно посмотрел на меня. Сунул руку куда-то в недра куртки — я едва не сполз под стол, хотя и видел, что револьвер шерифа «мирно» покоится в кобуре на поясе — достал небольшую плоскую флягу. Аккуратно, двумя пальцами скрутил крышку — и по салуну сразу же пошел вкусный запах, то и дело исторгая из посетителей завистливый стон. Сам Шарго тоже пару секунд пошевелил ноздрями, затем изобразил на лице подобие улыбки, поднес флягу ко рту и сделал один маленький глоток.

— Хочется еще, — объявил он, пряча свое драгоценное пойло назад и, заметив мое недоумение, пояснил: — подробностей.

По тону ясно чувствовалось: выслушивать эпическую поэму о долгой и кровавой битве, с участием орды-другой орков с одной стороны и федеральной дивизии с другой, шериф отнюдь не жаждет. Поэтому я счел за лучшее ограничиться очень кратким рассказом: шёл, встретил, поговорил, пальнул, попал, бабахнуло, один в дым, второй просто труп, поднял револьвер, пальнул, попал, убил.

Шериф задумался.

— Вообще-то за голову Кривоклыка было назначено двести пятьдесят долларов. Жаль, что ты не догадался прихватить её.

— Там головы-то и не осталось, — с сожалением сказал я. — Говорю же: разнесло в клочья.

— Ну, значит, не повезло тебе!

— Угу.

Двести пятьдесят долларов, конечно, были для меня сейчас целым состоянием, но с другой стороны, останься Кривоклык в большей сохранности, я бы тут сейчас не сидел.

— А за остальных награды не было?

— Нет. Впрочем, — добавил шериф, — Сэм Хопкинс, местный представитель Компании, платит за клыки зеленошкурых. По три доллара за пару.

— Не густо.

Я покосился на Толстяка. Возможно, гобл и не соврал насчет глухоты после взрыва, или нервы у него были стальные. Он продолжал жрать.

— Хочешь пристрелить этого? — Шарго совершенно правильно истолковал мой косой взгляд. — Лучше дождись, пока выйдет наружу. Мак чертовски не любит отскребать со стен всякое дерьмо после пальбы… и дерёт за это втридорога.

— Я… подумаю.

— Подумаешь? — кажется, шериф сомневался в моих умственных способностях… причем заслуженно. — Ну, смотри. Здесь, в Пограничье, это не самая полезная привычка.

— Да уж, — пробормотал я, — это я успел заметить.

— Будь я на твоем месте, — Шарго начал подниматься, точнее, воздвигаться из-за стола, — не стал бы ломать голову там, где незачем.

— И все-таки, — возразил я, дождавшись, пока за выходящим шерифом захлопнется дверь салуна, — я подумаю.

Гобл тем временем дочистил свою миску и тоскливо уставился на мою, почти нетронутую.

— Ну, как тебе наш светоч законности?

— Внушает.

Осторожно взяв стакан, я сделал маленький глоток. Молоко было холодное… и вкусное. Осмелев, я сделал глоток побольше…

— Зараза, каких мало! — глядя на стакан, с чувством произнес гоблин.

— Кхыр-р-р-бэ-э-э!

Молоко я удержал в руке исключительно чудом. Еще удивительнее было то, что в желудке удержалась уже проглоченная часть яичницы.

— Вор, убийца и лжец.

— Чего? Так ты не про козу?!