Герои былых времен - Федотова Юлия

И вновь дело спасения Мира отошло на второй план.

Друзья не знали, увела ли лошадей мать младенца, или это сделал кто-то другой, – просто оба события совпали. Решили исходить из того, что конокрад и мать – одно лицо, так было проще. Надо же с чего-то начинать поиски?

Хотя у Ильзы эта установка вызвала большие сомнения.

– Утром, когда лошади уже давно исчезли, Ильич оставался на месте, – утверждала она. – Это я точно знаю!

– Просто на подменыше дольше держались чары, – объяснила Энка. – Мать придала ему облик Ильича, чтобы мы как можно позже заметили подмену.

Ильза согласно кивнула – слова сильфиды походили на правду.

Поиск начали от места последней ночевки – пришлось возвращаться назад. Тактику избрали такую. Около стоянки похититель уничтожил все следы, чтобы не было погони. Но не станет же он заметать их постоянно? Слишком хлопотное это дело. Рано или поздно след появится. Значит, надо двигаться из исходной точки по спирали, расширяя радиус поиска. В конце концов пути их пересекутся…

План себя оправдал. На четвертом обороте, отстоящем от центра шагов на пятьсот, след отыскался. За ночь мерзлую степную землю припорошило снегом, и на белом фоне чернели четкие, мокрые отпечатки копыт.

Чтобы исключить ошибку – мало ли чьи лошади могут бродить по степи, – Меридит с Хельги прошлись по следу назад и вскоре обнаружили его конец, а точнее, начало.

– Если не знать, в чем дело, можно подумать, что лошади с неба свалились! – заметил демон.

Возникший будто ниоткуда след уводил на восток, в степь.

И все-таки они ошибались. Лошадей увела не та, что подменила Ильича. Она только воспользовалась моментом.

След раздвоился: рядом с конскими вдруг появились другие отпечатки. Два очень глубоких и цепочка совсем легких: кто-то спрыгнул с лошади и быстро, едва касаясь земли, побежал в сторону. И было отчего спешить! Вслед убегающей летели стрелы! Целых семь штук лежало на снегу. Но стрелок из конокрада был никакой – ни одна не поразила цели!

Эдуард презрительно фыркнул:

– Мазила!

Но бывший наставник возразил не без зависти:

– Зато лошадей крадет как нам и не снилось. Каждому свое.

Хельги казалось, наверное, по аналогии с родным дольменом, что след должен привести их к поселку. Но та, что подменила младенца, обитала одна, в норе. Другого жилья поблизости не имелось.

Нора была вырыта у подножия маленького холма, а может, большого кургана. В степи сразу не разберешь, где горка, где могила. Но одно подозрение уже настораживало: благонамеренные живые существа редко селятся возле мертвых.

Двери у жилища не было, маленький округлый вход занавешивала облезлая шкура, исчерченная магическими символами. А перед ним, выстроившись в ряд, стояли шесть каменных истуканов очень грубой работы с едва намеченными лицами, руками и тем, что однозначно указывало на их половую принадлежность. Один изображал мужчину, остальные – женщин. И разило от них такой мощной, такой чуждой древней магией, что Аолен невольно содрогнулся и попятился. А Хельги изучил обстановку через астрал и пришел к выводу, что соваться внутрь без приглашения не стоит. Рыхлый, серый клубок магических нитей преграждал вход.

– Эй! – крикнул демон по-аттахански. – Эй, хозяйка! Выходи, разговор есть!

– Ты бы повежливее! – пихнула его в бок сестра по оружию.

– Как же, по-аттахански – и повежливее? – удивился тот. – Я не умею!

В чем-то он был прав. Аттаханское наречие плохо приспособлено для дипломатии. Вот команды отдавать – другое дело!

– Хозяйка! Ау-у! Заснула, что ли?

Ответа опять не последовало.

– Может, ее дома нет? – засомневался Рагнар. – Бродит где-нибудь…

– Какая дура станет бродить по степи зимой с грудным младенцем? – возразил Орвуд. – Да еще и на ночь глядя! Дома она, просто испугалась и выходить не хочет.

– Давайте я с ней буду говорить, – предложила диса. – Женский голос ее успокоит.

Сильфида противно хихикнула:

– Не обольщайся. Твой голос никого не может успокоить!

– Сама дура! – отмахнулась Меридит. И закричала: – Эй, почтенная! Мы тебе зла не желаем, всеми богами клянусь! Мы из-за твоего ребенка пришли! Выйди, не то беда будет!

Громкий, резкий и вправду не особенно приятный голос дисы разбудил младенцев, все трое дружно и сердито запищали. Но если плач Маркса и Энгельса походил на кошачьи вопли, то крик подменыша больше напоминал кваканье толстой жабы – такой ни с кем не спутаешь!