Золотой ключ. Том 3 - Эллиот Кейт

Люди начали перешептываться, но нетерпеливым взмахом руки Кабрал призвал всех к молчанию.

— Грихальва честно служили Тайра-Вирте. Поэтому мы выставляем перед вами Сарио Грихальву, носящего то же имя, но за эти четыреста долгих лет не единожды сменившего тело.

Премиа Санкта с трудом поднялась на ноги и медленно приблизилась к картинам. Ощупала пальцами оба полотна и покачала головой. Ассамблея притихла, изредка слышался лишь шорох одежды или скрип обуви.

Когда Премиа Санкта заговорила, ее голос был слабым и хрупким, как и ее тело.

— Вы сказали правду об этих картинах, мастер Кабрал. Однако какие доказательства вы можете нам представить? Здесь я вижу Сааведру Грихальва, а здесь… — Она показала на пустую комнату. Женщина в черной шали сбросила ее на плечи. Наступила абсолютная тишина. Потом все разом заговорили. Но когда Сааведра Грихальва подняла руку, гул стих. Сааведра Грихальва. Возможно ли такое? Как это может быть? Тем не менее комната на картине пуста. Куда она могла подеваться?

Рохарио смотрел. Да, это именно та женщина, которой он восторгался столько лет, и все же сейчас она казалось совсем другой… Он смотрел на красивую женщину из плоти и крови, но не знал ее. А потом Рохарио нашел Элейну, ее лицо было во много раз ближе и желанней, хотя он и любовался портретом Сааведры Грихальва всю свою жизнь.

— Я Сааведра Грихальва, — сказала она глубоким, красивым голосом, с непривычным для слуха собравшихся произношением; ее слова долетали до самых дальних уголков собора. — Я и в самом деле Сааведра. С помощью волшебства мой кузен Сарио, стоящий перед вами, заточил меня в картину. Он признал свою вину.

Сарио Грихальва так и не поднял головы. Он не шевелился и ничем не выказывал своего отношения к речи Сааведры. Рохарио не видел его лица.

— Я пришла сегодня сюда, — между тем рассказывала Сааведра, — чтобы просить защиты для себя и моих родных у Великого герцога Ренайо и склониться к ногам Премио Санкто и Премиа Санкты. Если моя семья и согрешила, то лишь из желания принести своей стране наибольшую пользу. Мы почитали верность до'Веррада превыше всего. Я знаю это, потому что видела, как Грихальва старались получить должность Верховного иллюстратора. Я вижу, как изменилась Тайра-Вирте. Вижу, насколько вы стали сильнее и богаче, как увеличилось население с того дня, когда я была заточена в картину.

— А как ты сумела освободиться? — спросила Премиа Санкта. И тут же раздался еще один голос — конечно же, Руиса.

— Откуда нам знать, что это правда?

Сааведра благосклонно улыбнулась, а потом — как и положено — сначала ответила Санкте:

— После того как выяснилось, что я жива и нахожусь внутри портрета, не стоило никакого труда нарисовать дверь, другую сторону двери — понимаете? — без запирающих знаков, так что я смогла ее открыть и выйти на свободу. А что до вас, юноша! Выйдите вперед!

Эйха! Рохарио восхищался ее отвагой.

— Вас я не знаю, но прошу внимательно осмотреть картину. Вы когда-нибудь видели, как в нарисованном на картине зеркале отражается нарисованное лицо? Видели? Ну так взгляните сюда.

Руис взглянул. Пораженный, отскочил назад.

— Там мое лицо!

— Хорошо. Пусть теперь в зеркало посмотрит Сарио Грихальва. А вы, юноша, скажете нам, какое отражение появится в зеркале.

Сарио, который даже и не пытался сопротивляться, подвели к картине. Руис ахнул.

— Это не его лицо! Там совсем другой человек!

Эйха! Снова ассамблея погрузилась в дискуссию. Иные вставали на скамейки, чтобы получше все разглядеть, кое-кто стучал руками по скамье, требуя тишины. Наконец под спокойным взглядом Сааведры Грихальва все затихли.

И все это время Ренайо сидел с непроницаемым лицом. Рохарио перевел взгляд на семью Грихальва и увидел, что Элейна разглядывает толпу. Она искала.., искала… Он едва удержался, чтобы не помахать ей рукой! Но вот Элейна его заметила. И, словно ей этого оказалось вполне достаточно, вновь сосредоточилась на возвышении.

— Два дня назад я выбралась из темницы, — продолжала Сааведра. — Пять дней назад еще жила в своем времени. Пять дней назад я говорила… — Она споткнулась на последнем слове. Горе исказило прекрасное лицо. — Я говорила с герцогом Алехандро. Но так и не успела сказать ему, что у нас будет ребенок.

Даже мужчины вытирали глаза.

Голос Сааведры звучал чисто и сильно, как колокол с башни собора.