Игры Чёрта - Никитина Елена

Я не могу просто идти, охваченная странным чувством, что настоящее, да и вся жизнь, растворяется в этой пустоте. Но вместо того, чтобы развернуться и броситься прочь, беззвучно шагаю вперед. И чем дальше иду, тем четче понимаю, что свет впереди неправильный, то есть не такой, к которому я привыкла. Он отличается от круглых лужиц света, падающих на пол с ночника, не похож и на солнечный, когда лучи равномерно пронизывают воздух. Я шла к нему завороженная необыкновенным сиянием чего-то нового, того с чем не приходилось сталкиваться в реальности. Тонкое опьянение кружит голову. Пикантное, с робким привкусом восторга. Оно отличается от пьяной радости алкоголика, выхлебавшего бутылку водки. Это изысканный хмель хорошего выдержанного вина. И мне хочется испить его. Еще.

Так, наверное, чувствует себя мотылек, летящий к пламени свечи.

Вокруг тишина. Но не пустая. Эта тишина, наполнена безмолвными, сводящими с ума звуками. Я словно врастаю в нее, чувствуя каждый сантиметр пространства. Кажется, я стою на трибуне, посреди арены, и на меня смотрят десятки глаз. Невидимых и напряженных.

Улавливаю отдаленную влагу, она дрожит в воздухе. Слабое журчание, нарушавшее тишину, вынуждает оглядеться. Шелест потоков воды, стекающих по гладкой поверхности… как можно это услышать? Не понимаю. Наклоняю голову вниз в поисках реки. Но вижу топкую темноту… усыпанную… звездами. И только когда макушку падают капли, я высоко задираю голову и замираю.

Река действительно есть, и течет она, рассекая то, что должно быть небом. В густом бурлящем потоке четко проступает дно.

Я точно знаю, что не хочу идти дальше, но меня тянет туда. Пячусь, противясь желанию, тогда прямоугольник света начинает медленно вращаться, образуя воронку.

Волосы хлещут по лицу, подхваченные порывами внезапного и сильного ветра, но продолжаю сопротивляться, даже когда невидимый смерч смыкается за моей спиной. Промозглый ветер толкает в никуда.

Пораженно хлопая ресницами, оглядываюсь. Комната утопает в плотном мраке. Косые лучи света, пробивающиеся сверху, освещают три огромных, в человеческий рост, плоских предмета, завешенных тканью.

Приближаюсь к первому и сдергиваю покрывало, под которым оказывается зеркало. В отражении вижу себя, мокрую и совершенно голую. С волос на грудь капает вода. Покрываюсь мурашками сразу, как только осознаю, что мне должно быть холодно. Быстро оборачиваю мягкую ткань вокруг тела. Второй предмет…

Возникает странное чувство — я и хочу увидеть, что скрыто под темной вуалью и одновременно почему-то этого боюсь. Не отдаю себе отчет в том, как долго длится мое колебание — во сне не существует такого понятия как «время» — но, в конце концов, я сдергиваю ткань, она скользит вниз, обнажая второе зеркало.

Смотрю.

* * *

В отражении мелькаю я, нелепо прижимая к груди разорванный пакет. Тот момент я помню смутно, благодаря услужливой памяти.

Скрипят по кафелю подошвы кроссовок и замолкают у двери, пока я неловко пытаюсь удержать в руках пакет, одновременно нащупывая ручку. Границы между прошлым и настоящим размыты, трудно определить, повторяется в реальности тот чудовищный момент, когда разом рухнули надежда, любовь и моя жизнь, или я сплю… брежу… А в это время совсем рядом решается моя судьба. Не мной.

Горе врывается в душу с такой силой, что я едва не падаю на пол, потрясенная неожиданной болью. И только когда знакомое, беспросветное отчаяние наполняет меня до отказа, я начинаю понимать, что происходит. Содрогаюсь, не позволяя мыслям унестись в тот день, но зеркальный двойник упрямо идет по коридору к комнате, где губы Стаса скользят по фарфоровой коже любовницы, а руки жадно сжимают пышную грудь…

Если раньше казалось, что прошла целая вечность пока любовники расцепили объятия, то теперь понимаю — все произошло очень быстро.

— Нет! — кричу я. — Нет!

Я не выдержу! Еще слишком свежо!

— Что случилось? — обеспокоенность проступает в осипшем голосе рыжеволосой дамы, вбежавшей в комнату на мой крик.

И снова боль оглушает меня. Обида. И снова боль. И те же самые мысли: «Ну почему я?» «Почему все так…». И злость на Катю. Я молчу, не в силах оторвать взгляда от завораживающей сцены. И чем дольше смотрю, тем больше растет бурлящая в груди злоба. Как я ненавидела ее в тот момент, как хотела заткнуть ее стонущий рот.

Зеркало затягивает белый туман; мир перед глазами сереет, краснеет, исчезая. Остается только жгучая боль и обида.