Владетель Ниффльхейма - Демина Карина

Алекс все-таки шагнул к воде. Разговоры? Разговоры Юльке не помогут. Она же тонет! И все почему? Потому, что Алекс не справился.

Отец говорил, что нужно ситуацию контролировать, а Алекс не контролировал. Позволил этому… уроду… спуститься за Крышкиной. Самому надо было!

– Не лезь, – сказала кошка, не спуская с Грима разноцветных глаз.

– Утонет.

– Нет. Она в коконе. Он не даст ей просто так утонуть. Пр-р-равда, Гр-р-рим? Он вер-р-рнет нам девочку. В целости вер-р-рнет! В сохр-р-ранности!

Золотые нити задрожали, и вода пошла рябью.

– Она моя, – сказал Грим, прижимая руки к груди. – Она моя… я один… я так долго один… мой мос-ст разрушен. С-совсем разрушен. Я с-сидел. Я ждал. Я играл и играл. Но никто не шел. Я поплыл. С-сдесь пус-сто… холодно… на дне с-совсем холодно. Ос-ставь. У тебя еще ес-сть… я с-снаю, что тебе хватит. Двоих хватит надолго.

Снот упреждающе зашипела, и вода отпрянула, страшась кошачьих когтей.

– А я буду с-с ней… я не обижу… ей будет хорошо внис-су… я буду ей играть. Много-много. И раковины. У меня с-сто раковин, одна прекрас-сней другой. Я с-сплету ей платье из водорос-слей. Я буду принос-сить ей с-свесдных рыб и рос-совых ус-стриц.

– И пить ее кровь.

Грим вздохнул и тоненько, жалобно произнес:

– Только когда с-совсем холодно. Я с-снаю, что других нет. И не будет.

– Верни. Или хочешь, чтобы я р-расказала о наших р-разногласиях Хаугкалю?

Спорят. Говорят. А время идет. Время нельзя тратить попусту – так отец говорил – когда-нибудь оно закончится. И вдруг – прямо сейчас.

Что делать, если этот золотоволосый откажется?

– Ты… ты жестокая. Кто будет с-слушать мою музыку? Кто рас-счешет мои волос-сы? Кто обнимет меня? Кто меня потс-селует?

Губа его обиженно задралась, и Алекс увидел верхнюю десну с рядом мелких, острых зубов.

– Грим, потерпи, – сказала Снот, привставая на задние лапы. – Уже недолго. Мы дойдем до Хельхейма и…

– Обес-с-счания. Одни обес-счания. В прошлый рас тоже…

– Да, мы ошиблись. Это бывает. И это не повторится. Клянусь. Последними тремя жизнями клянусь. Верни девочку. Пожалуйста.

Грим фыркнул и исчез. Он разлетелся тысячей мелких брызг, которые тотчас смешались с зеленоватой морской водой. А та вспучилась огромным пузырем, выкатившимся на берег. Налетев на острые камни, пузырь лопнул.

– С возвращением, – сказал Алекс.

Юленька не пошевелилась. Она лежала на песке, свернувшись в клубок, и улыбалась. Только пальцы ее вздрагивали, словно Крышкина перебирала струны чужой скрипки.

Глава 7. Драка.

– Эй ты! Слышишь?

Джек шел, не сбавляя, но и не ускоряя шага. Он расправил плечи, хотя понимал, что выше не станет. Но может этот, который сзади, отвяжется?

– Стой!

Чего ради? Джек не напрашивался в няньки.

…няньки пахнут горелым молоком и кашей. Чаще всего варят пшеную, желтую. И растаявшее масло расползается по тарелке. Тает белый сахар…

– Стой, слышишь?

Случайное воспоминание треснуло, и Джек, пытаясь поймать его – запах, вкус молока и молочной пленки, которая липнет к ложке.

Не вышло. Место, люди – все ушло. И Джек снова остался один в мире влажных камней, темного моря и скалы-ладони. Он медленно развернулся и, давя внезапную холодную злость, спросил:

– Чего тебе?

Алекс приближался медленно. Руки вперед выставил. Кулаки сжал. Но бить не решается. Это неправильно, потому что бить надо, пока тебя не видят.

Так надежней.

– Ты ничего сказать не хочешь? – он покраснел весь, и вены на висках вспухли.

У Антоныча с шестого сектора вены также набухали, когда он в матушку Валу камнями швырялся. Матушка терпела-терпела, а потом, когда камень попал в Воробья, сказала слово, и вздувшиеся вены лопнули внутрь головы. Кровь полилась из ушей, носа и желтых, как та позабытая пшенка, глаз.

Антоныч умер.

Алекс был жив. А Джек не знал заветного слово и поэтому просто сказал:

– Отвали.

– Ты ее бросил!

– И что?

– Ты ее бросил! – Алекс вцепился в куртку и дернул на себя. – И теперь просто возьмешь и свалишь?

– Возьму, – согласился Джек. – И свалю.

Подумав, он добавил:

– Нахрен. Иди.

Алекс покачнулся. Побагровел. И бросился на Джека. Он ударил грудью в грудь, сбил и сам упал, подминая. Покатились. У Джека почти получилось вывернуться, подняться на четвереньки, но он снова упал, лицом в гранит. И каменный клык рассек щеку.