Путь, выбирающий нас - Панкеева Оксана Петровна

– Да нет, это ты мне скажи! – нашла наконец нужные слова растерянная девушка. – Объясни мне пару вещей, которые для меня так и остались загадкой. Какого черта ты прокрался в театр и подслушивал чужие разговоры? Это у тебя что, дворцовая привычка осталась? Или ты считаешь, так поступать порядочно?

– Я не нарочно.

– И это все? Не нарочно – и все? Это Плаксе, может быть, сходят такие объяснения, а тебя я до сих пор считала взрослым!

Он не возмутился, не огрызнулся, не потребовал сменить тон. Даже возражать не стал. Только нащупал пальцами серьгу и принялся неторопливо пощипывать, что означало – дон Диего начинает нервничать.

– Если тебе нужны подробные объяснения… Я действительно не нарочно залез на сцену и подслушал ваш разговор. Меня забросило в твой театр из Врат Судьбы. Понимаешь, я не знал, что делать и куда податься. Сердцем хотел вернуться, разумом понимал, что не должен… Я так и не сумел выбрать свой путь и решил шагнуть наудачу, чтобы судьба сама подсказала его мне… Торо уверял, что портал волшебный и выносит туда, где человеку самое место. Получается, или мне и вправду самое место в вашем обтрепанном театре, или я поймаю этого святого обманщика и порастрясу с него сало.

– У тебя еще хватает наглости напрашиваться! – вознегодовала Ольга, начиная потихоньку припоминать все то, что действительно сочиняла три луны.

– Я не напрашиваюсь. Это лишнее. Если уж судьбе было угодно так меня унизить, то пусть и дальше выкручивается сама.

– Тебя послушать, так все вокруг виноваты! Портал, Торо, судьба – все виноваты, только ты один чист и непорочен!

Серебряная сережка затрепыхалась как пойманная рыбка.

– Ольга, я понимаю, что обидел тебя своим неожиданным уходом, но я не хотел этого… Так получилось, я не успел объяснить, не успел даже дописать письмо… У тебя есть причины на меня сердиться, и упреки твои справедливы, и оправдаться мне нечем, но все же… попробуй меня простить.

– Знаешь, дорогой, – не удержалась от колкости Ольга, – если ты полагал, что я буду гоняться за тобой по городу со скалкой, чтобы отомстить по-мистралийски, то ты ошибаешься. Но ты еще сильнее ошибаешься, если думаешь, будто в моей жизни осталось для тебя место. Все, можешь об этом забыть. У меня другая жизнь, я люблю другого мужчину и, может быть, даже замуж выйду. Если захочу. И посмей только хоть пальцем его тронуть!

На этом гневную тираду пришлось приостановить, так как Ольга вдруг сообразила, что, если Диего сейчас ухмыльнется и спросит: «А если посмею, что тогда?» – ответить будет нечего. Не придумала еще, что делать в таком случае.

Он не спросил. Улыбнулся грустно и нежно, даже серьгу отпустил с миром.

– Отважный маленький воробышек, я верю, что в случае необходимости ты закроешь возлюбленного собственной грудью и выцарапаешь глаза любому обидчику, будь он хоть тролль, хоть дракон, хоть я. Но с чего ты вдруг решила, будто я собираюсь кого-то трогать?

– Знаю я вас, горячих мистралийских парней! Чуть что – и за ножи! А я хочу решать свою судьбу сама и не желаю, чтобы ее решали за меня два ненормальных самца в кругу на ножах!

Вот тут он действительно ухмыльнулся, на какой-то миг превратившись в старого доброго Кантора, от вредности которого страдал даже король.

– Ты всерьез веришь, что этот трус выйдет в круг, даже если его вызвать по всем правилам?

– Почему это ты решил, что он трус?!

– Потому что говорить со мной пришла ты. А твой мужчина, если его можно так назвать, побоялся. Может быть, он считает меня каким-то кровожадным маньяком, который все вопросы решает только ножом? Но почему в таком случае он не побоялся снарядить на встречу с этим чудовищем тебя?

– Потому что я так сказала!

Диего ухмыльнулся еще шире:

– Значит, я верно догадывался, у кого в семье яйца.

– А это не твое дело! Чтоб ты знал, для меня не главное в мужчине, сколько морд он может набить за один раз и насколько он хорош в кругу с ножом! Даже тебя я любила вовсе не за это!

– Я знаю, – просто ответил он, уже не ухмыляясь. – Я даже знаю, что до меня тебе безумно нравился Жак, и могу сообразить, что ты действительно ценишь в мужчинах. А ты, неужели ты за полгода так и не разобралась во мне хоть немного? Ну скажи, ты действительно считала, будто я приду, объявлю тебя своей собственностью, убью всех остальных претендентов и даже не поинтересуюсь твоим мнением? Разве я когда-либо давал повод так о себе думать?

Ольге стало стыдно, и собственная агрессивность вдруг показалась неуместной до оскомины. Она ожидала скандала, взаимных упреков, геройской битвы не на жизнь, а на смерть – и наткнулась на белый флаг и поднятые руки. Бесстрашный, отчаянный, непримиримый Кантор безропотно признавал поражение и даже не пытался сопротивляться. И добивать его не поднималась рука.