Паромщик - Сандему Маргит

— Вы унаследовали этот дом?

— Да, наш дорогой отец в молодости приобрел его. А мы изо всех сил пытались сохранить все в первозданном виде.

Бенедикте подумала, что есть некоторая разница в том, чтобы сохранять старый дом или пускать все на самотек, когда он приходит в упадок.

Беата облизала шоколад с пальцев.

— Для нас это было нелегко. Мы, бедные, одинокие женщины, живем только на наши скромные сбережения.

Пристав переменил тему.

— Вечером мы заберем девочку с собой, после того как Бенедикте обследует феномен с привидениями в коричневом салоне. Поскольку для всех будет лучше, если маленькая Сисель уедет отсюда.

— Нет, это мы не хотим видеть у себя такого ужасного ребенка! Они, видите ли, утверждают, что мы не можем рассчитывать на большое возмещение за все эти разрушения нашей любимой старой мебели.

— Ну, вы же уже получили часть платы за девочку, — сказал Свег укоризненно. После бесконечных дискуссий тетки вынуждены были вернуть половину денег чете Мартинсенов. Супруги отказались взять остаток обратно, ведь девочка оставалась на одну ночь, да к тому же все эти осколки, вся мебель!

Разговор топтался на месте, поэтому все облегченно вздохнули, когда Сандер вместе с Сисель появился на крыльце. Все, кроме теток, вышли наружу, чтобы их встретить. Бенедикте спрятала счастливую улыбку, увидев Сандера.

Ветхая веранда заскрипела от такого количества встречавших.

— Не прислоняйся вон к тому столбу, — предостерегающе сказал Ульсену Свег. — Малейший толчок — и мы погребены под этой рухлядью.

Бенедикте посмотрела наверх и убедилась, что он был прав.

— Вы знаете, мне жаль этих трех пожилых женщин, — тихо сказала она. — Подумать только, они так бедны и им так одиноко живется в этом доме с привидениями!

— Тебе их жаль? — сдавленно фыркнул пристав. — Сытый голодного не разумеет. Более скупых сестриц вам не найти, я слышал, они экономят на всем, выгадывают каждую мелочь. И они любят этот дом. Они сентиментально до отвращения привязаны к нему. Ну как же! Дом их детства, юности, дом дорогого папочки и мамочки и так далее. Нет, спасибо, никакого сочувствия!

Когда они пообедали, съев бесцветное и безвкусное блюдо — и прилично заплатив за него, — опустились сумерки, и пристав объявил теткам, что им лучше всего убраться подальше, потому что теперь Бенедикте необходимо выяснить, что же все-таки происходило в коричневой комнате.

Вначале, правда, она предложила помочь с мытьем посуды, но тетушки единодушно отказались. Кухня была одной из священных комнат в доме, куда никому из посторонних вторгаться было нельзя.

Тетя Агнес строго посмотрела на пристава.

— А если еще что-нибудь будет разбито в нашем чудесном салоне, именно вы будете обязаны возместить нам ущерб!

Казалось, что все трое надеялись на это. Они, без сомнения, не были так уж сильно привязаны к фамильным раритетам.

Если бы только Бенедикте могла припомнить, что же это так копошилось в ее подсознании! Здесь было что-то большее, чем просто воспоминания. Нечто скрытое, неясное, что явно было здесь не на своем месте. Но все же весьма существенное.

У двери в коричневый салон Сисель заартачилась.

— Нет! Я не хочу входить в эту комнату!

— Ты можешь сесть прямо возле двери, успокаивала Бенедикте. — И…

Наконец она встретилась взглядом с Сисель. У нее зарябило в глазах.

— Ну, может быть, Сандер хочет посидеть с тобой?

Если Бринк и был задет тем, что его назначили нянькой, он не подал и виду. Он только повернулся к Бенедикте со своей обезоруживающей улыбкой и притянул Сисель к себе.

— Разумеется! Пойдем, мы сядем здесь и будем сидеть тихо, а если что-то случится, убежим, не так ли?

Сисель молча и решительно кивнула.

Комната уже была убрана, все черепки выметены, и мебель стояла на своих старых, странным образом выбранных местах. Три раздраженные хозяйки отрядили для этой цели Ульсена. Глубоко оскорбленного, уязвленного Ульсена.

Только отметина вверху на стене была на прежнем месте и, естественно, разбитые окна. Пристав стоял и смотрел снизу вверх на отпечаток и задумчиво качал головой.

— Мне бы не хотелось повстречать хозяина этой лапы, — сказал он Бенедикте.

— Вы разве не догадались, кому принадлежит отпечаток? — удивленно спросила она. — Я думала, что все знают.