Под знаком мантикоры - Пехов Алексей Юрьевич

– Лейтенант разговаривал с послом?

– Да. Он приезжал к нему в дом. Я как раз набралась смелости, чтобы войти и…

– Вот они. – Из комнаты Лукреции вышел ее брат и принес маленький ящичек.

Фернан откинул крышку и достал документы. Они были двух видов. Тонкая часть – пожелтевшие и потрескавшиеся от времени листы. Всего шесть штук. Очень мелкие, едва различимые из-за ветхости бумаги буквы. Скорее всего, именно это и есть то, что Святой Агусто списал из дневников самого Великомученика Себастьяна. Толстая часть стопки – белая и совсем новая бумага. И почерк другой – крупный и размашистый. Тут не экономили и не мельчили. В глаза бросилось огромное количество цифр.

– Что там? – с любопытством спросила Рийна.

– Не знаю, – вздохнул «василиск» и протянул жене один из листков. – На этом языке я читать не умею. Староиренийский. Точнее, староцерковный.

– Вижу. Здесь я тоже бессильна.

Собственно говоря, это был язык времен Спасителя. Выдержки из дневников Великомученика Себастьяна написаны на староцерковном. Да и эти бумаги с цифрами… Дураку понятно, что их написали недавно, но и тут использовали древний язык. Впрочем, ничего удивительного в этом не было. Фернан давно уже знал, что почти вся внутри церковная переписка ведется на староиренийском. В мирской жизни его мало кто помнит, и за сохранность тайн, поведанных бумагам, можно не опасаться.

– Рийна, а Шейр знал этот язык.

– У него было достаточно времени и любознательности, чтобы выучить.

– Боюсь, что у меня этого времени нет.

Они покинули дом мастера Луиго, когда стемнело. Перед уходом, несмотря на протесты хозяина, Фернан оставил на столе тугой кошелек, а Рийна передала Лукреции перстень с изумрудом. Для девочки.

Дождь уже не падал с небес сплошной стеной и стучал по шляпе маркиза с ленивой грацией сытого тигра. Было свежо и сыро. Рийна ежилась, куталась в плащ и молчала.

– О чем ты думаешь?

Она посмотрела на него, откинула капюшон и неожиданно улыбнулась:

– О Шейре. То, что сегодня случилось, – настоящее чудо! У него есть дочь! А ведь я думала, что кузен – последний в семье шан Гарьердес. И она уцелела! Ты понимаешь, что это значит для нашего рода и клана?!

Фернан понимал. Что поделать, если у ламий род соперничает с родом, а клан с кланом? Каждая потеря кровной ветви наносит урон престижу того или иного клана, а значит, снижает шансы глав рода на руководящие посты, влияние среди своих соотечественников и нарушает межклановую иерархию, что для зеленоглазых горцев, слишком болезненно относящихся к чести и долгу, смерти подобно.

– Мы обязательно позаботимся о девочке. – Это были единственные слова, которые сейчас следовало произнести.

– Что ты намерен делать с бумагами?

– Докопаться до истины.

– И это после того, что из-за них случилось?

– Именно поэтому я и хочу все узнать.

– Мне это не нравится. – Он не видел ее лица, ламия вновь набросила капюшон, но маркиз почувствовал, как она нахмурилась.

– Знаю. – Он совсем по-мальчишески усмехнулся.

– И я боюсь.

Фернан промолчал. Жена редко признавалась в том, что чего-то боится. Это не в обычаях ламий.

– Надеюсь, у вас хватит мозгов не сообщать о находке кардиналу, сеньор? – пробурчала Рийна, поняв, что муж не отступит. – Если только клирики прознают…

Продолжения не требовалось.

– После разгадки я уничтожу документы.

– Даже несмотря на то что это святая реликвия?

– Сколь она свята? Все экземпляры, кроме этого, вкупе с оригиналами дневников были уничтожены по приказу Папы много веков назад. Этот уцелел лишь потому, что его надежно спрятали. Понимаю, что глупо лезть в церковные тайны, но это следует сделать. Иначе я перестану себя уважать.

– Вот за это я тебя и люблю, – неожиданно сказала она.

– За что? – не понял Фернан.

– За то, что, в отличие от многих, ты еще способен на безумные и совершенно дурацкие поступки.

– Ты не путаешь меня с де Армунгом? Рийна звонко рассмеялась:

– И после этого ты еще пытаешься отрицать, что не загонишь меня в гроб?! Да мне на роду написано умереть из-за любимого мужчины!

– Не говори так, – неожиданно серьезно бросил Фернан.

– Не буду, – легко согласилась она. – И все же… что ты намерен делать с бумагами?

– Перевести их. Отец Рито мог бы это сделать, он хороший человек, но в этом деле я не рискну связываться даже со Святым Джеронимо^[67]. У меня есть знакомый. Бывший профессор Университета города Боллоде. Буду надеяться на него.