Весеннее жертвоприношение - Сандему Маргит

— Ты привел в порядок мои долги, — сказала она. — Спасибо! Как тебе это удалось?

— У тебя были средства, о которых ты не знала, — сухо ответил он: подробно о том, откуда появились деньги, он рассказывать не стал.

Экономическое положение начало беспокоить его. Приехав в Норвегию, он располагал достаточными средствами. Но богатство не вечно, особенно в том случае, если у тебя есть маленькая родственница с большим поместьем, которое поглощает деньги. Большая часть средств потребовалась ему и на поддержание в порядке Гростенсхольма. Менгер помог ему поместить деньги в надежные предприятия, но это пока еще не приносило доходов.

Задержка с судом по поводу возвращения Гростенсхольма так же была вызвана материальной стороной дела.

— Во всяком случае, погода нам благоприятствует, — прервала Винга течение его мыслей, когда они достигли опушки леса и их скрыли деревья.

— Для этого времени года, да. Но нам следовало бы подождать до лета.

— На это у нас нет времени.

— Да.

Оба повернулись и посмотрели на Гростенсхольм, купавшийся в голубом свете луны. Крыши выделялись более ярко, контрастируя с антрацитово-синими тенями внизу. Окна старого господского дома холодно поблескивали.

— Там живет он, старый вор, — сказал горько Хейке. — И не испытывает никаких мук совести.

— Совершенно, — подтвердила Винга.

— Посмотрим, что произойдет сегодня ночью. Наша последняя надежда.

— Но он же не очень стар?

— Не думаю. Может, где-то около шестидесяти? Жизнь ему улыбалась. Жрал и пил слишком много.

— Да жил за чужой счет. Это тоже старит.

— Точно. Злоба безжалостно и немилосердно прочерчивает на лице свои отвратительные борозды.

— Вот поэтому твое лицо, Хейке, для меня самое прекрасное.

— Спасибо! Эти слова мне сейчас очень нужны.

Они все еще стояли и смотрели не равнину.

— Удивительный вечер, — воскликнула Винга.

— Да. В прошлый раз, когда мы были здесь, я думал о чем-то похожем. Чувствуется какая-то вибрация…

— Точно, — энергично отозвалась она. — В земле. И в воздухе. Словно этот довольно темный мерцающий воздух обладает своим собственным светом.

— Весна, — согласился Хейке. Его глубокий голос в этот вечер обрел новое своеобразное звучание. Напряжение он испытывал огромное, даже сам того не осознавая. И оно было не только нервным, вызванным стоящей передним задачей, но и сознанием того, что он сейчас поступает в соответствии с полученным наследством, что он делал очень редко: использует свой талант человека, меченного проклятием Людей Льда.

В действительности глупо было считать Хейке человеком, который мечен проклятием. Он получил все признаки меченых, и был одним из них. Но он вел себя как избранный, хотя и не был им. Хейке в своей простоте, может быть, являлся одной из наиболее сложных натур в этом роду. Его скорее можно было сравнивать с Тенгелем Добрым, даже если он и не обладал огромным авторитетом последнего. Во всяком случае сейчас. С возрастом он, быть может, и займет такое же положение. Сейчас же наиболее присущей Хейке чертой была его скромность, некое отсутствие веры в свои возможности.

Он стал думать вслух:

— Весна — мощнейшее преображение природы. В эти дни природа преображается больше всего. — Он смущенно рассмеялся. — Я помню, что у меня всегда появлялось чувство… насилия над землей.

Винга согласно кивнув головой:

— Неплохое сравнение. Можно представить себе, что земля лежит в ожидании этого акта. Испуганная, но полная предчувствия. Готовая подчиниться судьбе.

— Так я и думаю, — сказал Хейке и взял Вингу за руку. Они стояли рядом и смотрели на луга. — Видишь, как поднимается над озером туман? Слышишь звук в поднебесье? Высокий, слабый, вибрирующий… как и в прежние времена нечто неотвратимое?

— Я, по крайней мере, могу его себе представить, — мягко улыбнулась Винга. — Несмотря на то, что все вокруг открыто и воздушно, все же настроение подавленное.

Они двинулись дальше, молча, ибо им пришлось подниматься по довольно крутому склону горы. Сияние луны в лесу проводило резкую грань между светом и тенью; окруженная густыми елями Винга почти ничего не могла разглядеть, там было темно, хоть глаз выколи. А на открытых полянах было светло, как днем. Здесь она могла различать все до мельчайшей детали.