Сафари для победителей - Каменистый Артем

— Да вы будто со щедрой пирушки сюда заявились — почти не ели.

— Мне достаточно, а мой ученик вообще не ест мяса — сейчас ему пришлось переступать через свои убеждения, чтобы восстановить силы. Разумеется, ему не съесть много.

— Не ест мясо?! Да твой глупейший ученик глупее глупого глупца! Его действительно надо учить жить правильно — иначе пропадет!

— Кое в чем я гораздо умнее тебя, — дерзко заметил мальчик.

— Но-но! Личинка нахальная! — прогудел воин, беззлобно замахиваясь костью. — В какой конюшне тебя воспитывали, что ты все время при взрослых норовишь язык во рту прополоскать?! Вы оба очень странные! Старик — муха больше ест, чем ты, а чтобы вообще мясо не нюхать… это и вовсе чудо невиданное! Ну да ладно — меня это не касается. Мне важно знать, что вы из-за странностей своих олениной побрезговали, а то я уж было подумал, что моя стряпня не понравилась! Почти успел обидеться.

— Мне все понравилось — особенно сгоревшее до угля мясо, — фальшиво поблагодарил несносный мальчишка.

— У! Твареныш равнинный! Сморчок-недоросток! Поел бы ты стариковских почек, поджаренных на сухом дерьме и политых вонючей наньей — тогда бы понял, что такое стряпня омров, и лопал бы оленину тухлую как божий дар! Знаешь хоть, что такое нанья?!

— Знаю — ни один нормальный человек даже нюхать эту гадость не станет.

— Ты слишком много знаешь такого, что тебе знать необязательно, а вот в нужных вещах вообще ничего не понимаешь!

— У меня очень хороший учитель, хоть и с недостатками, — показушно-смиренно заявил мальчик.

— Кстати, старик — раз уж мы решили дежурить, то я первый посижу. Брюхо вроде как набил, но хочется добавить — уж больно долго голодал. Нажарю себе немного стружки с шеи, или ребрышки подержу над огоньком. Потом уголь ножичком счистить и объедение получается.

* * *

Ночь прошла без приключений. Где-то неподалеку шумно трещали кости под мощными челюстями, иногда доносился рык зверей, не поделивших добычу, но путников никто не побеспокоил. Да и зачем лезть к опасным людям у огня, если мяса в округе полно — хоть закапывайся в него с головой. Взвод драгун, посланный в погоню за разбитым разведывательным отрядом войск династии, пробираясь к заснеженному перевалу по старой тропе, наткнулся на немаленькое стадо пятнистых красавцев. Загнав их в ущелье, солдаты перестреляли всех до единого. Будто в тире повеселились — на полуголом склоне животные превратились в мишени. Погубили их без надобности — еды хватало, так что с собой забрали лишь несколько отборных кусков и языки вырезали. Жевать жесткую дичь не хотелось — свинина у местного мужичья несравнимо сочнее и нежнее. Просто кавалеристам хотелось дать работу винтовкам, а оказии не было — в эту суровую местность мародеры не забредали, да и беглых вояк не попалось. Все предпочитали более-менее нормальные дороги для драпа, а не здешние головоломные кручи. Вот и не удержались пальцы на спусковых крючках — переводили патроны, пока не рухнул последний олень. Всадники, устроив побоище, отправились назад — подниматься выше не решились без теплой одежды. Да и надобности в этом нет — никто в здравом уме не станет укрываться в столь негостеприимной местности.

Солдаты коалиции еще не получили приказ светлого рея — иначе пришлось бы им носами пахать снег и лед, протаскивая через перевал своих капризных лошадок.

Утром пришлось задержаться — омр наотрез отказывался выступать дальше без плотного завтрака. Аппетит его, правда, чуть унялся — на целую ногу сил не хватило (хотя и отгрыз изрядно). Зато старик, не гонясь за количеством, неплохо прожарил парочку веток с нанизанными полосками оленины. Обошлось без черного угля и кровавой сырятины — хватило и ему, и мальчику.

Путь продолжили, когда Солнце давно уже разогнало остатки утреннего тумана. Кстати — первый раз светило рискнуло надолго высунуться из-за непроницаемых туч. Денек обещал быть чудесным — жизнь налаживается. Омр, прицепив к секире самую огромную ногу из найденных, пребывал в чудесном настроении — перестал докучать расспросами и постоянно мурлыкал под нос незамысловатые гимны своего народа (самый мелодичный из них был подобен поступи инвалида на костылях, шагающего по куче медной посуды, частенько при этом падающего и бессистемно испускающего крик кота, угодившего хвостом под сапог).

Лишь один раз, на широком и пологом изгибе тропы, он милостиво прекратил истязать уши несчастных спутников и поинтересовался: