Принц драконов - Роун Мелани

— Можешь идти, сын. Я позову, когда будет нужно.

— Да, милорд. — Мааркен церемонно поклонился и вышел.

— Мальчик вырос, — заметил Рохан. — Ты можешь гордиться им.

— Я и горжусь, — просто ответил Чейн. — Расскажи мне о тому чего Сьонед не успела сообщить Мааркену. Рохан пожал плечами.

— Я не знаю, чего она не успела сообщить. Чейн усмехнулся и откинулся на спинку кресла.

— Рохан, это же я… Я знаю тебя почти с тех самых пор, как ты вылупился из яйца, милорд принц-дракон. Что случилось в Феруче?

— Тебя интересует, почему Янте отпустила нас? — Рохан сделал большой глоток. — Поклянись, что никому не скажешь. Поклянись на мече, жизнью сыновей поклянись, Чейн…

Старший из — мужчин на миг замер, а затем медленно произнес:

— Ты знаешь меня не хуже. Хочешь заставить меня понять, насколько это серьезно? Считай, что я понял. Клянусь.

— Я не хотел тебя обидеть. — Принц отставил чашу и, как завороженный, уставился в темное вино. — Сьонед… — У него постыдно сжалось горло. — Она снова опустошила Стронгхолд. Те, кто не уехал со мной, направились в Скайбоул, чтобы перебить засевших там меридов, а затем в Тиглат, на помощь к Вальвису. Она говорит, и Тобин согласна с ней, что если кто-нибудь вновь дерзнет штурмовать Стронгхолд, то возьмет его голыми руками.

— Железная логика, — кивнул Чейн. — Типично женская.

— Большинство слуг отправилось с близнецами в Ремагев. В Стронгхолде осталось всего несколько человек. Достаточно преданных, чтобы никому не сказать правды.

— Какой правды?

— Такой, которую она никогда не сообщила бы Мааркену. — Он снова глотнул вина. — В середине зимы должен родиться некий ребенок. Янте получила от меня то, чего хотела.

Лицо Чейна застыло. Рохан пожал плечами.

— Может, хочешь спросить, как это ей удалось? В первый раз я, одурманенный дранатом, принял ее за Сьонед. А во второй раз изнасиловал ее. Надо, было убить гадину, но я этого не сделал. Она все прекрасно рассчитала и теперь носит мое дитя. Сьонед говорит, что будет мальчик. А больше не говорит ничего. Она вообще не разговаривает со мной, Чейн, а я не могу разговаривать с ней. Не могу….

— Хватит, — ш„потом прервал его Чейн. — Это подождет.

— Но мне нужно с кем-то поделиться!

Чейн отодвинул чашу с вином, встал и грозно навис над Роханом.

— У тебя есть армия, которая ждет приказов. Есть смертельный враг на другом берегу реки. Пожалеешь себя в другой раз, когда будет время!

Рохан знал, что ему пытаются вправить мозги, и готов был возненавидеть Чейна. Но его брат по всем статьям, кроме крови, был прав, будь он проклят. Строгий взгляд шурина неотрывно следил за его лицом, и Рохан отвернулся. Но даже этого движения оказалось достаточно.

— То-то же, — сказал Чейн, усаживаясь на место. — А теперь, когда ты снова можешь соображать, обмозгуй одну задачку. Я дал Ролстре десять дней на то, чтобы он переправил на левый берег половину своей армии, но по мосту прошло не больше пятидесяти человек. Если повезет, мы выдержим две битвы, но не больше. Я хотел уничтожить одну половину его войск на нашей стороне, а затем переправиться через реку и покончить с другой. Но он не дает мне такой возможности. Если у тебя есть какие-нибудь соображения, я с удовольствием их выслушаю.

Рохан чуть не рассмеялся. Он пробыл в шатре всего несколько минут и едва успел промочить горло, а Чейн требует от него тактического решения, в которых он никогда не был силен. Он допил остатки вина, поднялся и сказал:

— Я должен пройтись. Распорядись, чтобы к моему возвращению поставили кровать.

— Может, пообедаешь? Вид у тебя такой, словно ты хочешь спрятаться за острием собственного меча.

— Ах, вот как ты обо мне думаешь? Считаешь, что я хочу спрятаться? — вспыхнул Рохан.

Губ Чейна коснулась легкая усмешка.

— Так-то лучше. Я снова вижу перед собой принца.

***

Уриваль наблюдал за длинными пальцами, нетерпеливо постукивавшими по столу, на котором стояли нетронутые тарелки с едой. Пламя свечи отражалось в камнях колец, поднимавшихся и опускавшихся в такт отбиваемому Андраде гневному ритму: рубин-агат — аметист-сапфир на левой руке, изумруд-топаз-гранат-бриллиант на правой.

Оба больших пальца лежали на полированном дереве, на одном из них красовался янтарь, на другом — лунный камень. Восемь камней символизировали собой замечательные качества: удачу в войне, дар убеждения, гордость, стремление к истине, надежду, ум, постоянство и хитрость. Но Уриваля больше прельщало то, что сулили два других: защиту от опасности и мудрость. Ибо Уриваль и Андраде сильно нуждались и в том и в другом.