Шестое Правило Волшебника, или Вера Падших - Гудкайнд Терри

– Вы променяли свободу даже не на миску похлебки, а хуже: на пустопорожние словеса других, говорящих, что вы заслуживаете полной миски похлебки, добытой кем-то другим.

Счастье, радость, свершения, достижения... это не какие-то там удобства, которые можно поделить на всех. Разве смех ребенка можно поделить или распределить? Нет! Он вызывает лишь еще больше радости и смеха.

В толпе послышался смех. Довольный смех.

Брат Нарев насупился еще сильней.

– Достаточно твоей мятежной болтовни! Уничтожь свою греховную статую. Сейчас же!

– О? – склонил Ричард голову набок. – Всеобщее сборище Ордена и Братства боится слушать то, что может сказать один ничтожный человек? Ты так боишься каких-то там слов, брат Нарев?

Темные глаза быстро глянули на толпу, подавшуюся вперед в стремлении услышать ответ.

– Мы не боимся слов. Добродетель на нашей стороне и победит. Изрекай свои святотатства, чтобы все могли понять, почему добропорядочные люди ополчатся против тебя.

Ричард улыбнулся толпе, но заговорил с грубой прямотой:

– Жизнь каждого человека принадлежит только ему. Жизнь отдельного индивидуума может и должна принадлежать только ему, а не обществу или коммуне, иначе он всего лишь раб. Никто не имеет права отказывать другому человеку в праве прожить жизнь так, как он хочет, или силой отнимать то, что произвел кто-то другой, потому что это не что иное, как воровство, чтобы жить за чужой счет. Это преступление против человечества, если у человека держат нож у горла и указывают, как ему следует прожить его жизнь. Никакое общество не может быть превыше тех отдельных индивидуумов, из которых состоит, иначе вы отдаете пальму первенства не человеку, а любому решению, которое взбредет этому обществу, причем бесконечной ценой несчетного числа жизней. Разумность и рациональность – вот единственный смысл справедливых законов. А бессмысленные желания, если дать им волю, становятся жестокими хозяевами.

Подмена разума верой позволяет этим людям с помощью силы порабощать вас. Убивать вас. У вас есть сила самим решать, как вам жить. А эти мелкие ничтожества – всего лишь жалкие тараканы, если вы так решите. У них нет власти управлять вами, кроме той, что вы сами им даете!

Ричард указал кувалдой на статую.

– Это жизнь. Ваша жизнь. Чтобы прожить ее так, как вы сами выберете. – Он взмахнул кувалдой в сторону изваяний на стенах. – А это то, что предлагает вам Орден: смерть

– Мы уже достаточно наслушались твоей ереси! – завизжал брат Нарев. – Немедленно уничтожь свою мерзость, или умри!

Пики нацелились.

Ричард спокойно обвел бесстрашным взором гвардейцев, затем шагнул к статуе. Сердце Никки бешено заколотилось. Она не хотела, чтобы статую уничтожили. Она слишком красива для этого. Этого просто не может случиться. Они не могут отнять эту красоту.

Ричард вскинул кувалду на плечо. Вытянув руку к статуе, он обратился к толпе в последний раз:

– Вот, что Орден отнял у вас, – вашу человечность, вашу индивидуальность, вашу свободу жить так, как вам хочется.

Ричард быстро коснулся кувалдой лба.

Сверкнув сталью, кувалда взметнулась в могучем замахе. Никки слышала, как свистит воздух. Казалось, вся статуя содрогнулась, когда кувалда с громким треском впечаталась в основание.

В краткий миг тишины Никки услышала едва заметный звук, потрескивающий шепот самого камня.

А потом статуя с грохотом обвалилась, рассыпавшись на части и взметнув тучу белой пыли.

Чиновники радостно завопили. Гвардейцы с победным криком потрясали над головой оружием.

Но только они. В толпе царила мертвая тишина, пока белая пыль оседала на площадь. Все их надежды, воплощенные в этой статуе, только что были уничтожены.

Никки смотрела в полном отупении. Горло сжало от боли. Глаза наполнились слезами. Люди молча смотрели, словно только что стали свидетелями трагической бесполезной смерти.

Гвардейцы надвинулись на Ричарда, оттесняя его к другим, уже поджидавшим с тяжелыми колодками.

И тут из оглушенной толпы у самых ступеней раздался ясный крик.

– Нет! Мы этого не потерпим!

В наступающей темноте Никки увидела того, кто кричал. Он был почти у самых ступенек и решительно пробивался вперед, чтобы выбраться на площадь.

Это был кузнец, господин Касселла.

– Мы этого не потерпим! – ревел он. – Я больше не позволю вам и дальше держать меня в рабстве! Слышите вы?! Я – свободный человек! Свободный!

И тут вся толпа перед площадью оглушительно взревела.

А потом дружно ломанулась вперед. Потрясая кулаками, человеческая лавина с яростными криками устремилась на площадь. Им навстречу двинулись ряды вооруженных гвардейцев. Толпа смела их, даже не заметив.

Никки завопила во всю силу легких, пытаясь привлечь внимание Ричарда, но ее голос утонул в оглушительном гвалте.

Ричард не знал, что поразило его больше: руины изваянной им статуи или зрелище толпы, несущейся вверх по ступеням после объявления Виктором себя свободным человеком.

Толпа без малейшей задержки смела выдвинувшуюся ей навстречу вооруженную гвардию. Хотя были и раненые, и убитые. Но тела упавших затоптали напиравшие люди. Идущие впереди не могли остановиться при всем желании: напор многотысячной толпы вынуждал их идти вперед. Но они и не хотели останавливаться. Рев стоял оглушающий.

Братья запаниковали. И стоящие в задних рядах чиновники тоже. Несколько тысяч вооруженных гвардейцев тоже впали в панику. В одночасье мир перевернулся: подавляющая власть Ордена рухнула, и собравшиеся на площади люди превратились в отдельных, самостоятельных индивидуумов.

Ричард хотел добраться до брата Нарева. Но вместо этого увидел, как к нему несутся вооруженные люди. Увернувшись, он вогнал кирку в грудь налетевшего на него гвардейца с мечом. Нападавший рухнул, и Ричард, выхватив у него меч, сам тут же превратился в смертоносный вихрь.

Небольшая группка гвардейцев сочла своим долгом защищать братьев. Ричард обрушился на них, и каждый его удар не пропал даром. Каждый удар мечом уносил жизнь.

Но вовсе не гвардейцы были основной целью Ричарда. Если ему предстоит потерять все, то он желал взамен голову Нарева. Прорываясь сквозь толпу, он нигде не мог обнаружить брата Нарева.

Из толпы вынырнул Виктор, волоча за волосы одного из братьев. Еще несколько человек помогали ему. В глазах кузнеца горел огонь, способный расплавить железо. Глаза брата закатились, будто его как следует треснули по голове и он никак не очухается.

– Ричард! – вскричал кузнец. Те, кто вместе с кузнецом тащили брата, столпились вокруг Ричарда, образовав плотное кольцо.