Крылья Феникса - Жданова Светлана

— Ох, девочка, какая же ты все-таки странная. Хочешь, чтобы я помог ей, а сама от помощи отказываешься.

— Потому что моя боль часть меня. И она мне не мешает, а дает силы. Не злись я так сильно, давно бы руки опустила. Ну, ты поможешь?

— Конечно. Что еще ты хочешь?

— Что я хочу?

Я поцеловала его в кончик носа и, встав, направилась к стойке. Привычно усевшись на нее, я заиграла что-то нежное.

Катинка танцевала, зажигая в людях настоящий огонь. Цветастый платок то там, то здесь расцветал яркими маками. Музыка звучала, унося обоих куда-то далеко, где звучала только она, где танцевала только она. Хрупкое тело девушки извивалось под ритмами моих пальцев, касающихся струн. Все быстрей и быстрей… Пока не лопнула струна, пока не осела на пол Катинка.

Выпив залпом сразу полкружки чего-то горького, я с трудом перевела дух.

А танцовщица все никак не могла встать, так подгибались ее сведенные от напряжения ноги. Да, загнала я бедняжку. К ней подошел Заквиэль и осторожно поднял на руки, предотвратив все попытки сопротивления ласковым шиканьем.

Он умница. И он слишком многое разбередил своими словами.

Внутри привычно жгла боль.

Я вдруг вспомнила, как ночи напролет лежала в своей огромной постели и тихо плакала от одиночества и любви к кому-то, кто вошел в мою жизнь всего на несколько часов, обрекая на ночи без него.

Как боролась за собственную жизнь, мучительно выправляясь от тяжелых ранений не мести ради, а во имя слов, пришедших на предпоследнем ударе сердца — «не умирай, любимая».

Как любила и ненавидела. И снова любила.

Как всепоглощающе боялась. Его слов, его угроз, его опасной страсти, его любви. Его самого.

Я вспоминала, как глубоко смотрела в синие глаза другого.

И даже не замечала, как текут по щекам соленые слезы, а пальцы сами играют мелодию…

Широкие лиловые глаза неотрывно смотрят на юного менестреля, а на лице отражается понимание.

— Ты ведь знаешь, почему она бывает такой, — посмотрела на него сидящая на коленях девушка. — И почему плачет по ночам.

— Знаю. И никогда этого не прощу. Что же мы с ней сделали! Что он с ней сделал!

Когда приступ жалости к себе прошел, я сыграла еще что-то залихватское, а потом и совсем разошлась.

Встав на стойку, я пьяно улыбнулась и запела строки, возникшие прямо на месте.

• Чего хочу? Сказал бы кто.
• Сама поверь, не разгадаю.
• И пью хмельное я вино,
• И храм коленкой протираю.
• Где истина моя лежит?
• Куда бедняжке мне податься?
• На небе светлый дух парит,
• И черти лезут целоваться.
• То я монашка, то смутьян,
• Так сразу и не разгадаешь.
• И все вокруг меня — обман.
• Куда и деться уж не знаешь.
• Вчера царица, завтра ведьма,
• Сегодня девкой я была.
• Кому, скажите, мне продаться,
• Когда за душу грош цена.
• Чего хочу? У ветра спросим.
• Всегда он лучше понимал,
• Куда с похмелия заносит
• Таких благопристойных дам.

В общем — повеселилась.

Так что утро упало на мою голову тяжелым похмельем. Последнее, что помню, как пили на брудершафт с Элестсом. К концу вечера эльфийский принц был не трезвее меня, а может даже перегнал, если я его помню. Как оказалась дома — не знаю, как добралась до постели — не помню.

А если к кому приставала, то мои искренние извинения.

Как это ни удивительно, но Элестс обнаружился тут же, на полу у моей постели, видно, свалился ночью. А поняла я это посредством наступания на какие-то его особо важные части тела, по причине отдавливания которых он начал дико вопить. Не удержав свой организм на нетвердых ногах, я повалилась на него сверху, продолжая грязное дело по нанесению увечий похмельному принцу.

— Ты чего здесь делаешь? — удивилась я, отползая чуть дальше.

— Здесь — это где?

— Понятно. — Попытка натянуть рубашку хотя бы на колени кончилась прорывом. Рубашка… Плюнув на это дело и решив, что он меня и не такой видел, задала мучивший меня вопрос: — Я к тебе вчера не приставала?

Он икнул. Надо признаться, эльф с перепоя выглядел очень оригинально: всклокоченный, с красными глазами-плошками, ничего не понимающий, как слепой котенок… уши и те как-то вяло поникли.