Дочь палача - Сандему Маргит

Андреас внимательно смотрел на Хильду — и был изумлен. И это можно было понять, ведь он сам же и распространил слух о несчастной влюбленности бедной Хильды. Невозможно было быть таким искусным актером. Нет, Хильда не была влюблена в Андреаса.

И он, и Маттиас почувствовал облегчение. Но Андреас был немного уязвлен. Впрочем, он был достаточно самокритичен, чтобы посмеяться над собой.

По лестнице спускалась Эли — сияющая и испуганная.

— Хильда утверждает, что ты будешь очень рада, Эли, — сказала Габриэлла. — Это так?

— Отец… отец дал согласие? — прошептала она.

— Теперь все зависит от тебя, Эли. Некоторое время она стояла тихо, словно в молитве, потом бросилась к Калебу, обняла его за шею:

— Спасибо! Спасибо, папочка! — Потом бросилась к Габриэлле с теми же словами. — Вы так добры, что больше не считаете меня ребенком, — лепетала она, словно десятилетняя девочка. — У меня ведь совсем взрослые чувства!

— Мы это знаем, — сказала Габриэлла. — Просто это так удивило нас! Подумать только, у меня будет зять, который на год старше меня! Береги ее, Андреас!

— Разве ты не знаешь меня, Габриэлла? Я думал об этом задолго до того, как принял решение. Зато теперь я знаю, чего хочу!

— Ой, ой, — засмеялась Хильда. — А я-то хотела попросить господина Андреаса поехать со мной поискать кота! Теперь ничего не получится!

— Нет, мы съездим! — по-рыцарски ответил он.

— В самом деле? Я вовсе не такая бессердечная!

— Давай я поеду с тобой, Хильда, — сказал Маттиас. — Мы можем отправиться верхом, так будет быстрее.

— Я никогда в жизни не сидела на лошади, — испуганно произнесла она.

— Ничего, научишься!

— Но вы же не…

— Об этом не беспокойся! Или между мной и Андреасом есть разница?

— О, конечно, нет! Благодарю вас.

И она снова присела в реверансе — как это отвратительно!

Они вышли на лужайку и направились к церкви.

— Ты была влюблена в Андреаса? — внезапно спросил Маттиас.

О, что ей ответить? Соврать?

— Я бы этого не сказала. Я была влюблена в мужчину как такового. Вы же знаете, я столько лет жила одна. Я тосковала о чем-то таком, чего никогда не видела и никогда не переживала. И вот в дверь вламывается сказочно привлекательный молодой человек. Я была ослеплена, околдована. Но если бы вы вошли первым, вы бы меня так же околдовали…

— Стало быть, и любой другой мужчина?

— Не совсем. Нет, это нельзя назвать влюбленностью. Восхищение. Извечная тоска.

— Ты полагаешь, что никогда не избавишься от этой тоски?

— Нет, просто теперь она стала более явной.

— Почему же? Тебе ведь не придется всю жизнь быть дочерью палача! Воспоминания о твоем отце улетучились, как только все поняли, что у тебя есть свое собственное лицо, своя собственная ценность. И это очень большая ценность. Хильда!

Они миновали церковь и направились к лесу. Они шли по обочине дороги, разделяющей два участка пашни, и рожь была такой высокой, что доходила им до груди.

— Должно быть, мы странно выглядим со стороны, — усмехнулась она. — Две головы на плечах, движущиеся над морем ржи!

— Да.

— Спасибо за дружеские слова, — уже более серьезно сказала она.

— Будь добра, Хильда, говори мне «ты»! Мне неприятно слышать от тебя: «Господин Маттиас».

Она лишь грациозно склонила голову в знак того, что принимает его просьбу.

— Ты часто говоришь о своей тоске, — сказал он. — Ты постоянно тоскуешь?

— Да, это так. Но после того, как я стала взрослой, мои мечты стали иными.

— Это понятно. У меня тоже есть мечты.

Она так резко повернулась к нему, что они чуть не столкнулись.

— В самом деле? Так же, как и у меня?

— А какие мечты у тебя? — улыбнулся он.

— Нет, об этом я не могу рассказывать.

— Ну уж это ты зря. Не забывай о том, что я врач!

— Разве врачи в этом плане устроены по-другому?

— Я так не думаю.

Поле кончилось. Они вышли на лесную тропинку и пошли по ней. Ржаное поле, колышущееся от легкого ветерка, напоминало волнующееся море.

— Давай присядем на траву отдохнуть, — предложил Маттиас.

Они сели на лужайку, покрытую летними цветами. Колокольчики, красный клевер, ромашки, вероника, смолянка, змееголовка, лютики, мышиный горошек… Хильда чувствовала себя скованно и напряженно: ситуация была для нее совершенно непривычной. Только бы не наделать глупостей!