Повелитель снов - Прозоров Александр

— Ты чего, и вправду не рубишь? — без видимой обиды переспросил мужик. — Вправду мозги отшибло? Васька, Василий Медведев, помнишь? Станица Берложья, Краснодарский край. А я — старший сержант Павел Шеремет. Твой непосредственный командир, кстати, олух царя небесного. Служим мы с тобой в первом эскадроне второго полка восемьдесят первой дивизии четвертого кавалеристского корпуса. Посланы на кухню за обедом и назад теперь возвращаемся. Все, вспомнил?

— А какое сегодня число?

— Семнадцатое ноября сорок второго года. Ты и вправду не помнишь али прикидываешься?

— Прикидываюсь. А как меня долбануло? Чем?

— А-а, это фортуна тебя поцеловала с нежностью. «Мессеры» нас засекли. Уж не знаю, откуда взялись, но своего не упустили. Я как рев мотора услышал, сразу в сторону с дороги отвернул и рысью пошел. А ты, тетеря, головой крутить начал. Вот фрицы по тебе две очереди и выпустили. Одна аккурат по седлу прошла, сам видел. Думал, конец пацаненку, отбегался. А ты хоть с лошади своей муругой и слетел, но закувыркался, себя начал ощупывать. Живой, стало быть, остался. Да и кобылка стоит, не дергается. Не поняла небось вовсе, чего случилось. Пусти, хоть гляну, как она? Может, в шоке просто…

Сержант Шеремет обошел помахивающую хвостом кобылу вокруг, ощупал зеленую овальную флягу емкостью на добрый пуд воды, узлы, тюк на холке, опять хмыкнул:

— Ты глянь, казак! Одна пуля кашу гречневую продырявила, вторая — ящик с тушенкой, с другого бока. А на лошади — ни царапины! И это, смотри, твое… — Сержант протянул ушанку, задний борт которой был размочален в лохмотья. — В рубашке ты, видать, родился, боец Василий. Ну что? На ногах стоишь? А в седло подняться сможешь?

— В седле не пешком, — осторожно нахлобучил на макушку порченную фашистами шапку князь Сакульский. — Много труда не нужно. А где мы сейчас, Павел? Вроде степь вокруг, ровно все.

— На Волге, казак, на Волге, — вздохнул сержант. — Слева гул слышишь? Это Сталинград. Мясорубка там сейчас, говорят, страшная. А мы тут бока уж четвертый день отлеживаем. То есть выгрузились четвертый день тому, за Приморском. Два дня марша, да вот застопорились. Не пускают нас дальше. Видать, и на смерть стоит своя очередь. Занято в Сталинграде сейчас, есть кому погибнуть.

— Какая, говоришь, дата сегодня? Конец сорок второго? — Зверев попытался вспомнить, когда на Волге окружили Паулюса. Кажется, в сорок третьем. Значит, еще год все это длиться будет. Целый год. Андрей перекрестился: — Не боись, сержант. И нас перемелют. Никого не забудет костлявая.

— Поднимайся в седло, философ. Твоя пуля уже мимо прошла. Теперь выживешь.

Оба кавалериста окинули небо тревожным взглядом, поднялись в седла и широким походным шагом двинулись по полосе истоптанного снега, разрезающей бескрайний ровный наст. Казалось, никого и ничего вокруг нет до самого горизонта — но очень скоро Андрей убедился, что впечатление это весьма обманчиво. Они проскакали километра полтора — и Зверев смог различить натянутые на толстых жердях многочисленные полотняные навесы. Под одними переминались с ноги на ногу лошади, перед которыми вместо яслей стояли поднятые на бочки жестяные лохани, под другими сидели на седлах татары: бездоспешные, безбородые, в овчинных тулупах и валенках, с шашками на широких ремнях. Разум никак не переключался на новую обстановку, и чтобы признать легких кавалеристов красными конниками, ему требовалось некоторое усилие. Или это последствие контузии? Все же пуля по затылку двинула, не подушка в пионерском лагере.

— Обед прибыл, мужики! — бодро провозгласил Шеремет. — Тащите котелки да ложки, разбирайте «эн-зэ». Кому пуля в тарелке попадется — Ваське Косолапу отдайте. Будет ему после войны сувенир.

— Чего, суп, что ли, вытек? — встрепенулся щекастый и упитанный, как Полина, кавалерист.

— Ты только о брюхе думаешь, Октябрин, — осадил его другой. — Узнал бы лучше, чего с мальчишкой случилось. Он, может, из-за твоей жратвы шкурой рисковал.

— Суп у меня, — принялся развьючивать скакуна сержант. — Так что его я уберег. А вот каша пулю словила. И тушенки половину съесть придется… На всякий случай — вдруг протухнет. Навылет через ящик прошло.

— Это как же?

— Да «мессер», язви его в душу, подловил. А в степи, сам понимаешь, оно как на блюдечке. Ни куста, ни щелочки… — продолжал словоохотливо рассказывать Шеремет.

Андрей же, вспомнив, что теперь он не князь, а рядовой боец, начал распутывать узлы на своих сумках. Кавалеристы подходили с котелками, сержант, старательно перемешав поварешкой вкусно пахнущие кислые щи, ловко наполнял емкости, не переставая молоть языком: