Золотой ключ. Том 3 - Эллиот Кейт

Нет! Это невозможно! Пришла пора проснуться. Он уже так давно не создавал ничего выдающегося. Это произведение будет самым настоящим шедевром, потому что он воспользуется заклинанием, о котором думал многие годы, но которое ни разу не решился применить.

"Не смей, ибо сие есть мерзость”.

Так написано в Фолио сверкающими буквами на белом фоне. Но что ему за дело до заповедей бога, которого он не чтит? Он Мастер. Единственный в своем роде. Таких, как он, больше нет и никогда не будет. Разве он не является Избранником?

Сарио зажег свечи и курильницу. Очень тихо произнес слова, выученные многие годы, века назад.

— Чиева до'Орро, открой мне твои секреты. Кровь и руки наделены властью над переменами, — заговорил он чуть громче, резче, его голос стал пронзительным, разорвал тишину комнаты, окутанной ароматами благовоний и душистых трав. — Матра эй Фильхо, дай мне могущество, чтобы победить смерть и возродить жизнь.

Он открыл краски и обмакнул палец в фиолетовый колдовской цвет, прикоснулся к языку, ощутил вкус, потом к обнаженной груди, животу, бедрам. Графитовым карандашом набросал очертания фигуры, с особым тщанием изобразив ладони, губы и глаза. Пальцами нанес тонкий слой грунтовки поверх рисунка.

Стал нараспев произносить слова, записанные в Фолио. Они легко, будто сами собой, срывались с губ, и постепенно Сарио начал погружаться в себя, меняться, лишаться индивидуальности… И вот уже больше нет человека, осталось только сознание художника, который, казалось, старается при помощи рук и кисти слиться со своим произведением, отдаться ему целиком и без остатка.

Он приступил к священнодействию.

Очертания фигуры стали четче, заслонили первый набросок. Картина оживала — сначала светлые тона, за ними более яркие, глубокие, блистающие оттенки. Нельзя останавливаться, он может позволить себе прерваться лишь на несколько минут — сделать пару глотков пива и съесть немного хлеба, выпить чашку кофе и прикоснуться губами к тому или иному ароматическому маслу, чтобы придать себе сил. И еще — чтобы зажечь новые свечи. Потому что стоит ему оставить картину без внимания хоть ненадолго, краски застынут, и он приговорит ее к смерти. Он должен закончить свое произведение, доведя его до совершенства.

Сейчас еще рано об этом думать. Сарио рисовал, а с его губ срывались слова иноземных колдовских заклинаний, Аль-Фанси-хирро. Он представлял ее себе — юное тело под легким, модным одеянием, которое она так любила. Образ перетекал из сознания к рукам, она расцветала, приобретала форму.

На теле он начертал переплетающиеся символы, они превратят картину в реальность. Ее руки мягко касались бедер, ладонями вперед; ноги твердо стояли на дубовом полу. Кожа приобрела розовый оттенок, а губы чуть приоткрылись, словно она пыталась сделать вдох. Глаза девушки были такими голубыми, какими он их запомнил, — может быть, даже лучше, чем в жизни, лучше, чем на самом деле, — но разве художник не должен передать в своем произведении душу того, кого он изобразил, а не всего лишь внешнюю оболочку?

Где-то далеко зазвонили колокола. Сарио заметил, что сквозь щели ставен пробивается луч света, — восход или закат? Когда-то он знал, куда выходит его окно. Теперь это не имело никакого значения.

Те места на ее теле, где жили тени, он связал крошечными колдовскими рунами, кистью из грубого волоса нанес их на ладони, вплел в изящные линии губ, обвел зрачки голубых глаз.

В ушах звучало эхо колоколов. Сарио отступил, покачнулся, с трудом удержался на ногах. Его окатила волна усталости, изнеможения, как и всегда в подобных случаях; он отдал своему творению так много крови и сил. Обмакнув палец в миртовое масло, нарисовал у нее на груди знак сердца, невидимый простому глазу. Из неожиданно ослабевших пальцев на пол выскользнула кисть, комната завертелась, но он успел схватиться за край стола, нащупал там чашу с чесноком, пожевал один зубок, сделал несколько глубоких вдохов, прикоснулся к Фолио, хотя знал последние слова заклинания наизусть.

Подошел к картине, встал перед ней. И хотя он постепенно выходил из транса и теперь видел все точно в тумане, он понял, что она совершенна, — юная, невинная, обнаженная девушка стоит в его ателиерро и ждет…

Он подошел ближе, еще ближе и вдохнул в нее, свое создание, жизнь.

Изображение задрожало, будто краски сами собой зашевелились, стараясь покинуть полотно, начали разбухать, так цветок раскрывает лепестки на рассвете. От неожиданности Сарио сделал шаг назад.