Зубы дракона - Прозоров Александр

— Но при чем тут мои сны?

— What a fool you are, Игорь! Я же тебе объясняю, что мы видим ту картинку, которую рисует мозг! И если в организме происходят явления, которые требуют от тебя конкретных мыслей, желаний и реакций, то мозг не будет посылать тебе факс или звонить по телефону! Он даст тебе картинку! И ты, по своим ощущениям, окажешься в другом мире! Понял, авеструх тупорылый?

— То есть, это все-таки сон?

— Но только такой, в котором можно лишиться головы… Иначе твой мозг не стал бы прибегать к столь радикальным средствам. Так что, не зевай! — он протянул мне стакан, и я, совершенно машинально, выпил.

* * *

Солнце пекло так, словно я уже забрался на небо и касаюсь его спиной, камни жестко врезались в грудь и живот, а нос щекотала короткая жесткая травина. Я сел. Чегай лежал рядом с обрывом и тяжело дышал. Одна рука его вывернулась; пальцы кровоточили. Сил сесть у него явно не хватало. Сон. Неужели это сон?

Чегай тихонько застонал. Живой, значит. И я тоже живой. Живой и голодный. Мышцы еще ныли от усталости, но теплое пульсирование крови в зубах заставило подняться на ноги. Пульс. Пульс добычи. Клыки чуяли поживу. Достаточно просто дать им волю, а уж свое дело они знают отлично.

Словно со стороны, я наблюдал, как поднялась голова; глаза, прищурясь на солнце, быстро обежали каменные осыпи: редкие сухие травинки, пара жухлых кустиков, судорожно впившихся корнями в черные трещины скалы, лежащий без сил человек…

Человека трогать нельзя!

Взгляд послушно побежал дальше: ярко-зеленая кочка, окруженная рыхлыми кучами серого мха, еще одна кочка, но уже увядшая, свежий помет. Сочный импульс резкой боли в зубах заставил меня замереть; пульс резкими, как удары хлыста, горячими толчками бился, ища выхода. Тело мягко качнулось вперед, сделало несколько бесшумных шагов, губы расползлись в холодной улыбке, которая демонстрировала не веселье и радость, а готовность белых, крепких клыков к схватке.

Но противник еще не появился. Горячий пульс вел тело — уже не мое тело, а тело голодного хищника — по следу. Крупный бурый валун, треснувший посередине, ямка, едко воняющая испражнениями… Россыпь мелких камушков, а за ними, под основанием высокого скального пальца, трещина. Голова наклонилась, широко открытый рот втянул воздух… Нежно и тепло пахнуло жилой норой… Пустая… Но еда где-то здесь, рядом, зубы чуют ее сладкий аромат, аромат жизни, аромат пищи.

Есть! Тело кинулось вперед; мелкий серый камешек в прыжке метнулся из-под мшистого валуна, но челюсти сомкнулись, и чужая трепетная жизнь стала просто сытным куском мяса и терпкой кровью, омовением блаженства для усталых мышц.

Я выплюнул изжеванную шкурку, сладко потянулся и направился к Чегаю.

Он сидел, опершись спиной на камень, и глупо улыбался.

— Надо же, выбрались. А я и не ожидал…

— Чего ж ты полез, если не ожидал?

— Снизу гора была… Ну, казалось, что легко получится. Я думал, до вечера домой доберусь.

— Ты же всю жизнь в горах провел?! — поразился я его наивности.

— Но мы никогда по склонам не лазили! — чуть ли не возмутился Чегай. — В сад ходили, по озеру плавали, но в горах не бывали никогда!

— Ничего себе… — я попытался себе представить, как можно провести детство на вершине горы и ни разу не полазить по обрывам, и не смог. — Дай лучше попить, во рту пересохло.

— Что попить? — удивился Чегай.

— Ну, ты взял с собой пожевать чего-нибудь, попить?

— Не-ет, — неуверенно сообщил парнишка.

— Ты полез в горы, не взяв с собой ни жратвы и ни питья? — не поверил я своим ушам.

— Не…

— Чегай, извини за прямоту, но ты законченный идиот.

Вот так. Связался на свою голову. Вниз дороги нет, наверх путь неизвестен, голые скалы кругом, и при этом ни глотка воды, ни крошки хлеба… Ложись, да помирай.

Впрочем, с едой разобраться можно. Только что суслика какого-то поймал. Раз трава меж камней к солнцу лезет, значит травоядная мелюзга здесь жить должна. А вода… Я повернул голову на шум водопада. Надо искать, а не плакать.

— Ладно, хватит отсиживаться, — окликнул я Чегая из древнего рода властителей… или как их там? — Пошли.

Место, где мы оказались, террасой назвать было нельзя. Скорее, очень пологий склон, который по мере нашего движения в сторону водопада становился все круче и круче. К счастью, все камни на склоне держались за свои места крепко и надежно, словно вмурованные в тело горы. То же относится и к крупным валунам. Поэтому, хотя берег реки и лез в высоту под углом градусов в шестьдесят, за одним из крупных камней, густо покрытым серым мхом и обросшим снизу довольно сочной травой, нашлось хорошее место для ночлега. Можно было спокойно вытянуться во весь рост вдоль его могучей стены, и не бояться скатиться во сне в пропасть.