Преисподняя - Сандему Маргит

— Ханна? — произнесла старуха. Ее лицо почти полностью скрывал темный капюшон и накидка. — Ханна? Моя бабушка по отцу слыхала о какой-то Ханне из Людей Льда, обладающей большими способностями. Может, это она?

— Вполне возможно. Всему, что я знаю, я научилась у нее.

— Но как ты попала сюда, в Бресарпс? — спросила другая женщина.

Суль улыбнулась.

— Тот, у кого есть лишь одно желание в жизни, сделает все, чтобы оно исполнилось. Мне помогла одна старая супружеская пара. Они поняли, кто я такая. Неподалеку от них квартировались солдаты судьи.

— Понятно, — сказала женщина.

Суль была так счастлива, что почувствовала полный упадок сил. Они предложили ей еду — хлеб и воду, и у нее появилась возможность поближе рассмотреть их.

У старой женщины была прекрасно сохранившаяся, гладкая, как в молодости, кожа, но волосы совсем поседели, а зубов и вовсе не было. Другая женщина была средних лет и настолько изможденная, что у Суль появились опасения, что та вот-вот упадет замертво, если произнесет хоть одно слово. Она была бледной и худой, и никакие радости, никакой огонь не могли согреть ее. Ее пепельные волосы были растрепаны и перепутаны, кожа на лице преждевременно обвисла. Она все время сухо и раскатисто кашляла. Мужчина был на редкость неразговорчив. Трудно было определить, что это за человек. Он был высок, долговяз и нескладен, с продолговатым лицом и печальными глазами. На его запястьях были глубокие следы от судейских наручников.

Ее приход оживил собрание.

Рассказав им о своих приключениях, Суль выразила желание послушать что-нибудь о них самых. И они рассказали ей о своей страдальческой жизни — жизни в постоянном страхе и гонениях. Мужчина пересел от костра в темноту, где уже наступившая ночь казалась вдвое темнее.

— Да, нас теперь так мало, — вздохнула старая женщина. — И в этом нет ничего удивительного, ведь Церковь и власти рыщут повсюду, и если они не находят нас, они хватают кого попало. Знаешь, девушка, они не очень-то разбираются, кого хватать. Они сажают в тюрьму по доносу соседей, обыкновенных, добрых женщин, не имеющих ни малейшего отношения к колдовству. Мое сердце обливается кровью при мысли об этих несчастных. Мы, действительно обладающие сверхъестественными способностями, которыми так дорожим, должны быть вдвойне осторожны. Пятьдесят лет назад в Дании было много нас. Теперь же нас можно пересчитать по пальцам одной руки. Большинство перед тобой.

«Не так уж много, — подумала Суль. — Обе эти женщины едва ли переживут зиму. Да и мужчина выглядит не лучше, вряд ли он долго протянет. Что же потом? Кто останется? Мир опустеет!»

— Возможно, я одна такая в Норвегии, — сказала Суль, — если не считать брата моей матери. Но он отступник. Он не хочет использовать свои силы ни на что иное, кроме лечения больных и для наложения рук.

Женщина понимающе посмотрела на нее.

— Нет, ты не одна, дитя. У тебя есть собратья.

Суль вскочила.

— Где? Кто?

— Нигде. Никто.

— Их много?

Старуха кивнула.

— С востока в Швецию пришли финны — в леса Ингерманландии, Даларна и Вэрмландии. Оттуда они тайно переправились на Запад и укрылись в дремучих Солерских лесах в Норвегии, там ты их и найдешь. Там они расчистили для себя место, выжгли лес, сеют зерно. Среди них есть мужчины и женщины, умеющие многое.

Глаза Суль загорелись.

— Я должна ехать туда! Поверьте, моя жизнь была такой одинокой! Хотя я и воспитывалась в замечательной семье, которую так люблю.

Мужчина кивнул из темноты.

— Нам понятно твое одиночество. Это наше собственное одиночество.

Суль посмотрела на его запястья.

— Ты был в когтях у судьи?

— Да. Я долго томился в кандалах. О, ты не знаешь, как они выглядят, дорогое дитя. Остерегайся, чтобы тебя не схватили! Бывает, что о заключенных в наручниках «забывают» месяцами! Я видел одну женщину, которую вели на костер в таком рваном платье, что оно спадало с нее!

— Как тебе удалось спастись?

Он улыбнулся, обнажив длинные, лошадиные зубы.

— С помощью колдовской силы. Подчинил своей воле тюремных стражей.

— Вот это да! — восхищенно произнесла Суль.

— Но на это ушло много времени. Потом, очутившись на свободе, я чувствовал себя таким измотанным — после того, как несколько недель непрерывно напрягал свою волю — что спал несколько дней подряд. И я решил больше никогда не попадаться.