Дочь палача - Сандему Маргит

— В таком случае, мы должны узнать имена остальных трех женщин.

— Дам, — тут же поправила она.

— Разумеется. Мы должны проверить, живы ли они или исчезли некоторое время спустя.

Плотно сжав губы, она протянула им три листка бумаги.

— Скажите, — не спеша произнес Андреас. — Вы сами или эти жен… эти дамы имели какое-то отношение к колдовству?

— Колдовству? — брезгливо произнесла она. — Господа, за кого вы меня принимаете?

«За сводню», — подумал Калеб, но промолчал.

— Извините. Но у всех четырех мертвых женщин были в волосах ведьмовские веревки, поэтому я и спросил.

— Конечно, нет, — ответила дама, уязвленная до глубины души. — Все это мне не понятно!

— Нам тоже. И вот еще что: назовите имя того состоятельного человека, пожалуйста.

Она глубоко вздохнула, так что заколыхались ее огромные груди. Потом вынула еще один листок бумаги.

— Моя дочь говорит, что это очень респектабельное имя, это она записывала данные, потому что я была в отъезде. Мы даже не могли представить себе, что… Вот оно, господа: барон Мейден, поместье Гростенсхольм.

Они вернулись назад уже в темноте, подавленные и серьезные, и сразу поскакали в Элистранд.

Гости уже ушли, но Габриэлла, Эли и Хильда сидели наверху и ждали их.

Они вошли, не сказав ни слова. Андреас молча обнял Эли, Калеб бросил на жену растерянный взгляд.

— Ну, как? — спросила Габриэлла.

— Похоже, загадка разгадана.

— Вид у вас не радостный, — сказала Хильда с робкой улыбкой.

— Как же нам теперь быть? — сказал Калеб и опустился на диван, закрыв руками лицо. Андреас, все еще стоявший, произнес:

— Это уму непостижимо! Мы думали об этом всю дорогу. Мы заезжали в дом одной из женщин — она исчезла осенью прошлого года. Так что все совпадает.

— Нет, объясни по порядку! — сказала Габриэлла. Они рассказали о своем посещении мадам Сване.

— Дело в том, что эта дама была тогда в отъезде и не видела того человека, — добавил Андреас. — А дочь, которая записывала его данные, теперь в Копенгагене.

— Но имя-то вы узнали?

— Да. Имя нам известно.

— И кто же это? — нетерпеливо спросила Габриэлла.

— Барон Мейден из Гростенсхольма.

Воцарилась зловещая тишина. Наконец Габриэлла прошептала:

— Дядя Таральд?

— Мы этого не знаем, — ответил Калеб, страдальчески взглянув на нее. — Кто-то из них двоих.

Хильда, не замечая этого, произнесла вслух:

— Маттиас ходит во сне…

— Откуда ты знаешь? — изумленно спросил Калеб. — Я-то думал, что только Таральд, Ирья и я знаем об этом!

— Он рассказывал мне.

Калеб и Андреас внимательно посмотрели на нее — от них не могло укрыться, куда тянет Маттиаса.

Она натянуто улыбнулась, хотя лицо ее окаменело и побледнело от страха.

— Не думаешь ли ты, что… — с ужасом произнесла Габриэлла.

— Нет, я абсолютно уверена в том, что это не он! — горячо воскликнула Хильда. — Я не знаю так хорошо господина Таральда, но я считаю, что все это страшное недоразумение!

— Я тоже так считаю, — сказала Габриэлла. — Кстати, вечером здесь был судья. Он придет завтра утром. Что мы ему скажем?

— Что мы скажем людям? — поправил ее Калеб. — Как мы все им объясним?

— Дядя Таральд и колдовство? — задумчиво произнесла Габриэлла. — Одно с другим не вяжется.

— То же самое и с Маттиасом, — пылко произнесла Хильда. — Я думаю, что кто-то использовал их имя.

— Да, наверняка! — испуганно произнесла Эли. — О, как все это мерзко! Какая ложь!

— Нет, этого не может быть! — сказала Габриэлла, обнимая Эли. — Опять нам придется иметь дело с этим судьей! Он сам стал для нас проблемой…

— Да, — сказала Хильда, — простите, что я вмешиваюсь во все это, но…

— Ты член семьи, — сказал Андреас. — Или скоро будешь им! Так что ты хотела сказать?

Она покраснела, поняв его намек. Он делал слишком поспешные выводы.

— Я хочу только спросить: какое место во всем этом занимает оборотень?

— Да, причем здесь оборотень? — сказал Андреас.

— Бабушка Лив права, — сказала Габриэлла. — Слишком много всего сразу! Оборотень сюда не вписывается. Если считать, что дядя Таральд тот человек, это значит, что он привозил из Кристиании одну за другой всех этих женщин в карете, запряженной лошадьми, потом превращался в колдуна, делал из этих женщин покорных ему ведьм, а потом становился оборотнем и загрызал их.