Право на поединок - Семенова Мария Васильевна

Когда его принимались дразнить после очередной ссоры в игре, мамины слова казались ему слишком слабой бронёй, неспособной защитить от обид. Он даже начинал понимать, почему его бабушка, мать матери, так не хотела для дочери мужа из горного племени. Хотя бы этот Йаран Ящерица и приходился младшим братом Элдагу, вождю истинных итигулов с горы Четыре Орла. Йарра помнил рассказы мамы о долгом сватовстве его будущего отца. О том, как молодой итигул получал отказ за отказом и наконец прибег к последнему средству: обнажил грудь и провёл по ней три глубокие черты боевым кинжалом, омочил в крови ладонь и протянул её неуступчивой женщине, ранами подтверждая клятву любви. Тут уж суровой бабушке ничего не оставалось, как только взять руку дочери и вложить её в эту окровавленную ладонь. Йарра помнил три длинных шрама на груди у отца. Он очень гордился отцом. Иногда он пытался представить, как сам однажды полюбит, и украдкой рисовал себе глиной и мелом такие же отметины. Потом стыдливо смывал.

Смешно теперь вспомнить, как он усердно мазался ягодным соком, стараясь сделать свою кожу по-настоящему тёмной, как у отца. Держалась эта краска, понятно, до первого соприкосновения с водой. А озёр, проток и болот вокруг их деревни было столько, что ребятня из воды, можно сказать, почти и не вылезала…

Хорошо хоть, волосы у него были совершенно отцовские: пепельно-жёлтые, точно высохшая осока, торчащая зимой из-под снега. У мамы были каштановые. Зато глаза у отца были голубые. Йарре достались мамины, серые. Хоть что-то передалось в точности, не породив немыслимой смеси. Да и то… Ещё с какой стороны посмотреть. Когда он впервые осмыслил собственную внешность и поделился потрясшим его открытием с мамой, она взъерошила ему вихры и улыбнулась: «Вот и хорошо. Через много-много лет, когда нас уже не будет рядом с тобой, ты посмотришь в зеркало, маленький Йарра, и вспомнишь нас обоих».

Мальчик вздохнул и передвинулся на камне, ища удобное положение. Памятный разговор происходил вскоре после того, как они перебрались сюда из Озёрного Края. Он ведь обиделся на маму, даже расплакался от обиды. Хотя к тому времени уже примерно год считал себя настоящим мужчиной, а мужчины, как всем известно, не плачут. Но поди тут не разревись!… Ей бы похвалить сына, порадоваться, до чего он у неё наблюдательный. Так нет же. Понадобилось заводить речь о том неизбежном, что рано или поздно обязательно случается с каждым, но чего все настолько не хотят, что притворяются, будто оно не произойдёт никогда. Ну там, с кем-то – ещё может быть, но со мной – нипочём!… Ни за что!…

В общем, тот раз он самым немужественным образом распустил сопли, и маме пришлось опять утешать его, брать свои слова назад и обещать, что если они с отцом однажды и покинут его совсем одного на земле, то произойдёт это ещё очень нескоро. Действительно через много-много лет. Когда они станут совсем-совсем старенькими и притомятся, захотят отдохнуть после девяноста девяти годов труда и забот. А он к тому времени будет взрослым и даже немолодым мужчиной. Дедом множества внуков. Великом охотником…

Знать бы ему тогда, как немыслимо скоро кончатся мамины «много-много лет». Всего-то через полгода…

Йарра снова вздохнул. Как он, дурачок, плакал от одного упоминания о страшном, оттого, что далёкому призраку беды было позволено на мгновение омрачить его безоблачные небеса. Зато теперь, когда всё случилось, он не плакал совсем. Слёзы куда-то подевались. Высохли.

Стражники, открывшие с рассветом городские ворота, лениво разговаривали, перебрасывались шутками. Пока ощущался утренний холодок, они грелись на солнце. Когда начнёт жарить как следует – спрячутся в тень. Стражники, как давно уяснил себе Йарра, были не какими-то особыми существами, а самыми обыкновенными добрыми парнями, разве что в кольчугах, с копьями и при самострелах. Они не гоняли бездомную мелюзгу, потому что мальчишки охотно бегали для них в ближайший трактир за съестным и выполняли иные мелкие, но полезные поручения. Если же через ворота проезжал кто-то с обильной поклажей и стражники открывали тюки и корзины, собирая для государя кониса необходимую пошлину, – уличные сорванцы бросались помогать завязывать и застёгивать, и стража не возражала, когда путешественники бросали ребятне грошик.

Пообтёршись в Кондаре, Йарра успел попытать счастья и у корабельных причалов, и у всех городских ворот. Истина, которую он при этом постиг, была нехитрой, как топорище. В городе никто не был рад ему, сироте с кожей непонятного цвета. Ни один хозяин корабля не горел желанием просто так, из жалости, взять его с собой и отвезти назад в родную страну. Выяснилось, что место на корабле стоило денег. Много денег. А любую возможность хоть что-нибудь заработать пришлось бы отвоёвывать кулаками. Этого Йарра не умел. Он вообще не умел почти ничего, что требовала уличная беспризорная жизнь. Йарра оказался неспособен даже подставить ногу разносчику пирожков и был с позором и колотушками изгнан из стайки сверстников, к которой было прибился. Так он и оказался в конце концов у Восточных ворот.

Народу здесь ходило немного. Когда возводили город – а построили его, если верить местным врунам, ещё до Последней войны, – предполагалось, что через эти ворота пройдёт оживлённая дорога к дружественным сольвеннам. Однако Засечный кряж за два века не сделался проходимей и к тому же вконец обезлюдел. Теперь с той стороны являлись большей частью ищущие заработка наёмники да одинокие странники. Тем и другим мало что приходилось распаковывать для досмотра.

Зато стражниками Восточных ворот через каждые два дня на третий командовал молодой старшина, казавшийся Йарре спокойным и справедливым. Мальчик даже знал, как его звали: Брагелл. Дней, когда ворота стерёг именно Брагелл, он с некоторых пор ждал как праздника. Этот старшина уже несколько раз посылал Йарру за пивом и снедью на всех своих молодцов, доверяя ему целое богатство: серебряную монету. Йарра поступал с этим богатством так, как его учили дома. В самый первый раз Брагелл пересчитал сдачу и даже поднял бровь, убедившись в несусветной честности мальчишки. Здесь полагали самым обычным делом, когда маленькие оборвыши заначивали медячок, а то и два. Йарра знал, что по крайней мере некоторые из таких же, как сам он, сирот, ошивавшихся при воротах, и вовсе исчезли бы вместе с монетой, не принеся ни сдачи, ни корзинки с едой. Брагелл ничего ему не сказал, просто отломил половину своего пирожка. И мелочь с тех пор больше не пересчитывал. А вот Йарра успел запомнить всех стражников, служивших под началом молодого старшины, и ни разу не ошибся, запоминая, что кому принести из трактира…

Лес отстоял от города на целое поприще: так тоже было заведено со времён Последней войны. На кондарцев давным-давно не нападали никакие враги, но голую пустошь, по обычаю называвшуюся «старым полем», блюли свято – расчищали каждый год, выходя всем городом, как на праздник. Из-за Змеева Следа Кондар стоял несколько на отшибе, в дальнем северном углу Нарлакской державы. Его жителям нравилось считать себя чуть-чуть особенным племенем, прямыми наследниками бесстрашных сторожей приграничья. Оттого и все праздники у них были немного воинственные, берущие начало в кровавых событиях старины. Объезд Границ, состязания конницы и боевых кораблей, расчистка «старого поля»…

Йарра рассеянно смотрел вдаль, потому что дорога оставалась безлюдной, а до того времени, когда ему вручат сребреник и отправят в трактир за покупками, было ещё далеко. Мальчишки играли в чижа, но он не пытался присоединиться, зная, что его всё равно не возьмут. Вот так и получилось, что он первым заметил повозку, показавшуюся на опушке.

Дома у Йарры почитали многих Богов, но всего более – Отца Небо. Этот Бог воистину являл Свою милость в любой стране, куда бы ни переехали жить Его дети: мальчик коротко вознёс благодарственную молитву, рассмотрев, что из лесу ехал самый настоящий торговец с полной тележкой товара. Если везут товар, значит, Брагелл будет собирать пошлину. А коли так, дело вряд ли обойдётся без развязывания и завязывания корзин!…

– Торговец!… – закричал Йарра и оглянулся на старшину. – Торговец!

Он ещё плохо говорил по-нарлакски, но это слово выучил твёрдо.

Игравшие в чижа бросили палки и тоже стали смотреть на дорогу. Они не ожидали появления повозки, и теперь им было обидно, что смуглокожий заморыш высмотрел её вперёд всех. Они знали: Брагелл навряд ли позволит отпихнуть его в сторону.

Повозкой правил крепкий седобородый старик. Сзади, среди плетёных корзин, чинно сидела пожилая женщина. Пятеро мужчин и ещё одна женщина, помоложе, шли по бокам.

Брагелл приветствовал горшечника и его сыновей, как старых знакомых. Йарра сразу понял, что эти люди не впервые приезжали в Кондар, им здесь верили. Сердце у мальчишки упало: молодые стражники не стали потрошить груз на повозке, просто выслушали старика, Брагелл что-то нацарапал на вощёной досочке и принял деньги. Охотника знали хуже, заставили показать и пересчитать шкурки, и Йарра воспрянул было духом, но и тут ему не повезло. Молодой охотник передал стражникам соболя и двух куниц и завязал свои мешки сам.