Книга Страха - Фрай Макс

— Твое дело — нарисовать. Мое дело — заплатить. Есть какие-то проблемы?

— Как я могу написать портрет живой, если живой ее не видел?

— Я дам тебе ее фотографии, видео — несколько кассет. Там она более чем живая.

— Ну, блин… Лучше бы вы мне только фото и видео дали, а это, — он указал на тело, — не показывали. Было бы легче.

— А я должен думать о том, чтобы тебе было легче, или о том, чтобы ты написал именно ее портрет? Настоящий портрет, не с бумажки или экрана. — Марат Янович тоже ткнул пальцем в застывшую фигуру.

— Прямо тут? — растерялся Лео. Убежденность в том, что хозяин этого ужасного дома — законченный психопат, стала полной.

— А зачем я тебя сюда привел? Ты что ваньку валяешь? Не согласен, так и скажи.

— Ну отчего же… Только как? Я же тут замерзну насмерть, в шортах-то.

— Теплую одежду тебе дадут, а температуру я повысил, будет чуть ниже нуля. Пошли наверх. Сегодня посмотришь кассеты и фото, а завтра с утра скажешь, согласен или нет.

Стуча зубами и откровенно нервничая, Лео выскочил из холодильной камеры. Почти до темноты он просидел на террасе в обществе вазонов с юкками и агавами. Микроскопическими дозами поглощал бренди и пытался навести порядок в дикой круговерти мыслей. Солнце напрасно старалось прогреть его насквозь — внутри оставалось блуждающее пятнышко холода, которое становилось особенно неприятным, когда касалось сердца.

Тень от кипарисов тянулась с горы, садовник шелестел струей воды из шланга, орал в зарослях павлин, а Лео томился собственной иррациональной трусостью и желанием перелезть через мраморные перила и бежать вниз, теряя сандалии и расшибаясь на круче. В конце концов он выпил остатки бренди прямо из горлышка, пнул бутылку и ушел, провожаемый укоризненным взглядом старика-садовника.

Фотографии и просмотр кассет его совершенно не успокоили: там резвилась и хохотала красивая, но слегка жеманная женщина, обнимала и смачно целовала у борта роскошной яхты Марата Яновича, кормила чаек на пирсе, встречала изысканно одетых гостей и опять довольно неприятно смеялась.

Лео криво усмехался и отшвыривал просмотренные изображения живой Ольги — так ее называли разные люди в увиденных им на экране сценах. Вместо холеного и уверенного лица вставало другое — безразлично застывшее, хранящее иней на кончиках ресниц, полное тайного смысла. Ни грамма макияжа, волосы небрежно брошены на шею, никакой наигранности в позе… Оболочка, ставшая новым смыслом.

Он просидел почти до рассвета. В углах огромной комнаты с покатым потолком и удобной, хотя и не дорогой мебелью блуждали тени, ночные птицы тревожили далекими криками, пели цикады, и кралась за окном огромная луна. В шкафу Лео нашел несколько теплых свитеров и стеганые штаны. Даже сапоги на меху там были, словно ждали его глупого решения.

Утро встретило его спящим поперек широкой кровати. Там же его обнаружил пришедший в полдень Рубик. Лео сообщил ему, что видел странный сон.

Потом он поел на кухне и вспомнил, что сон не был сном. Голова трещала, словно шарик для пинг-понга под ногой неуклюжего игрока. И ему было уже все равно. Если какому-то ненормальному идиоту нужно, чтобы он написал портрет его мертвой жены, он его напишет. Он получит свои бабки и хоть какое-то время сможет делать то, что хочется. Возможно, он даже пошлет ко всем чертям Толика и вернется в Питер, в свой полуподвал, где пахнет растворителем, бедностью и свободой.

И он сказал Рубику, что ему нужен ключ. Хозяин знает какой.

Ключ ему был передан, и для чего-то Лео повесил его на шею на обрывке грязной тесемки. Потом он надел два свитера, неуклюжие штаны на вате, ботинки с шерстяными носками и спустился в подвал. При этом все время повторял про себя, что ему плевать.

В холодильнике ничего не изменилось. Только появилось большое резное кресло, обитое черной с золотом тканью. Кресло ему не понравилось. Он снял с мертвой Ольги ворох полиэтилена и увидел умершую от холода розу, опавшую и жалко сплющившуюся. Розу Лео отшвырнул в угол. Потом установил этюдник и закрепил на нем подрамник с холстом. Краски придется забирать с собой, чтобы не промерзали, а этюдник пусть стоит тут, пока он не окончит работу. Да, это работа, всего лишь работа. Пусть необычная, неприятная и угнетающая, но нужно потерпеть.

Потом он, стараясь не думать ни о чем, подошел к столу и обеими руками поднял тело Ольги. Удивительно, но оно не примерзло, легко отделилось от поверхности из нержавеющей стали, вот только нести было неудобно, пришлось обхватить, прижимая к себе. Стылый трупный холод ощущался даже через свитера. Пятясь, Лео поставил Ольгу у стены, стараясь прислонить боком. Отступил, придерживая. Она повернулась на кончиках пальцев, которыми опиралась на пол. Повернулась, и ее лицо оказалось совсем рядом. Волосы упали с плеча, обнажив белую кожу с голубыми прожилками. Закрытые глаза. Он помнил по фотографиям, что они у нее темно-голубые. Были. Есть…