Билет на Лысую гору - Емец Дмитрий

– А еще я хотел рассказать, как однажды забыл купить собачий корм, а маме сказал, что пес съел всю пачку, – спохватился Мошкин.

Червь в ужасе еще шире распахнул пасть. Его утроба, опоясанная мощной кольчугой мышц, сократилась и одного за другим бесцеремонно исторгла пассажиров.

– Чего это он нас отпустил? Я же еще ничего не рассказала! – удивилась Даф, удерживая своего буйного котика. Депресняк, недовольный, что его невежливо выплюнули, уже лез к червю разбираться.

– Эмоции! Все дело не в подробностях, а в том, насколько сильно чувство вины! – с восхищением произнесла Улита. – Мошкин выдал зашкаливающую дозу энергии. Неудивительно, что наш биовампирчик обожрался. Ох уж эти простейшие вампиры!

Оставив червя приходить в чувство, они поползли по узкому тоннелю к свету. Мефодий, немного опередивший остальных, первым высунулся наружу и немедленно стал притормаживать локтями.

Тоннель выходил на глинистый крутой обрыв. Внизу синей ухмылкой кривилась мелкая речушка. Ее берега, точно щетиной, поросли камышом. За рекой виднелась плоская, не особенно высокая гора. Вся она поросла лесом, кроме большого каменистого участка на вершине. Там смутно просматривались какие-то строения.

– Хм… не слишком-то она похожа на гору… И на Лысую тоже… Так себе, плешивый холмик с манией величия! – заметил Мефодий.

Нельзя сказать, что он был первым, обратившим внимание на эту деталь. Еще Баб-Ягун некогда верно подметил: гора походила на голову человека с плешью и высокими залысинами.

Мефодий широко расставил руки и съехал по глинистому обрыву к реке. Депресняк был уже внизу и деятельно шастал по камышу, распугивая лягушек. Речушка текла медленно, никуда не спеша. Казалось, блестящая змея, собираясь менять кожу, лениво чешет бока о камни.

Распугав лягушек, Депресняк с омерзением выцарапался из комбинезона и, расправив кожистые крылья, пронесся над рекой. Комбинезон, зацепившийся за лапу, свалился в воду и был унесен течением. Депресняк отпраздновал удачу торжествующим мявом. Теперь из ненавистной сбруи на Депресняке остался только кожаный ошейник с шипами. Бандитская морда Депресняка с рваными в битвах ушами, с фигурным, презрительным заворотом ноздрей, лихо торчала из ошейника.

– Ах ты мелкий вредитель! – с возмущением произнесла Даф, размышляя, где она раздобудет новый неудачливый комбинезон.

Правда, с этим можно было не спешить. На Лысой Горе, населенной кем угодно, адский котик никого не мог удивить или напугать. В реке, распустив волосы, меланхолично мокли русалки-фараонки. Их тоскливое пение, красивые лица и распущенные волосы завлекали одиноких путников, которые, забыв обо всем на свете, кидались в воду. Щекоча неосторожных, русалки увлекали их на дно, и лишь цепочка пузырей тянулась по поверхности.

Правда, далеко не все боялись русалочьих чар. На речке, то там, то здесь, покачивались на якорях новые дубовые гробы. В них Варило, Чмурило и Зарезало, три завязавших кладбищенских мага с людоедским прошлым, ловили рыбку в мутной водице. Чуть поодаль, бесцеремонно вторгнувшись в царство камышей, речку пересекали деревянные мостки.

– Это граница! – пояснила Улита, решительно отряхивая джинсы от глины. – На ту сторону может перейти только маг или страж. Для случайных прохожих здесь только топь. Этих мостков для них не существует.

– То есть лопухоиду Лысой Горы не увидеть? И этих, которые на гробах? – поинтересовался Чимоданов.

– Ни в коем разе. Для лопухоида тут непроходимые болота. Ни дорог, ни населенных пунктов. Маги не любят, когда в их жизнь вторгаются посторонние, – заверила его ведьма.

В воздухе звенели комары. Над Лысой Горой занимался рассвет. Уставшая за ночь луна садилась в тучи. По небу, крикливо переругиваясь, проносились гарпии. Депресняк вознамерился показать им, кто тут главный, но гарпии подняли такой крик и так заплевали предрассветное небо трассирующими плевками, что коту пришлось ретироваться. Спасая его, Даф вынуждена была даже достать флейту.

Они пошли по мосту. Вода казалась неподвижной. Русалки-фараонки, выныривая, опирались о бревна и протягивали к ним гибкие руки.

– Прыгни в воду, молодчик! Прыгни в воду, молодка! Братом будешь, сестрой будешь! – уговаривали они.

Улита посмеивалась и угощала русалок шоколадными конфетами. Русалки настороженно разглядывали их и возвращали, предпочитая сырую рыбу. Варило, Чмурило и Зарезало равнодушно косились на гостей и поплевывали на червяков. Утренний клев еще не начинался.

На противоположной стороне речушки у моста, поскрипывая, раскачивались две потемневшие от времени виселицы. На одной из них болтался скелет с рекламной табличкой на шее:

Язычок ботинка был предусмотрительно отогнут, открывая нечто вроде копилки.

– С мертвяками не разговаривать! Подарков и одолжений от них не принимать! А вот бояться – их можно и не бояться. Пока вы не вякнули, они вам ничего не сделают. Все ясно? – шепнула Улита голосом, который исключал возможность неповиновения.

Предупреждение оказалось своевременным. Когда они проходили мимо, скелет обиженно щелкнул зубами и неожиданно предложил скидочку.

Лысая Гора медленно просыпалась. Туман стелился по земле слежавшимися клочьями ваты. Запоздавшие мертвяки, позевывая, не спеша шли на кладбище. Последний из них небрежно помахивал петухом, голова которого безжизненно свешивалась набок.

– Поломали-таки будильник, аспиды! – сказала Улита без особого негодования.

В глубоких оврагах копошилась нежить, выгребая землю из новопрорытых ходов. Здесь, на Лысой Горе, она была гораздо упитаннее, чем в Верхнем Подземье, и гораздо миролюбивее.

Завязавший вурдалак с ненавистью грыз плитку гематогена, отплевывая бумажку, которую ему лень было развернуть. Семизубая старушка из вдовых великанш (даже скрюченная ревматизмом она была вчетверо больше Улиты) торговала сухими глазами, насыпая их в бумажные пакеты. Изредка она роняла горсть-другую, и тогда глаза лихо, как мячи, стремились упрыгать куда подальше. Мертвяки из совсем обветшалых, теряя осыпающиеся суставы с рук, ловили их и вставляли в глазницы.

Поодаль три другие великанши торговали запасными ногами и руками. Спрос на них из-за дороговизны был гораздо ниже, и старухи, скучая, гневно посматривали на товарку. Если бы не новенькая жилетка против сглазов и большая дубина, прислоненная к стене на всякий пожарный случай, той пришлось бы туго.