Draco Veritas - Клэр Кассандра

Тиканье часов на прикроватном столике.

Стук ветвей в окно.

Сбивчивое дыхание Драко.

Он посмотрел на их соединённые руки, на свои пальцы, обхватившие её запястье, и так же внезапно, как взял, отпустил его.

— Вот она, правда. Судя по написанному на твоём лице потрясению, ты ждала чего-то иного?

Джинни молчала — пропал голос. Сколько раз рисовала она себе этот миг, сколько раз в фантазиях слышала произносящий эти слова его голос — вот только над собственным ответом ни разу не задумывалась. Грёзы обрывались раньше. Всегда.

Драко упёрся в стенку, словно для того, чтобы удержаться на ногах.

— Полагаю, я заслужил твоё молчание.

А Джинни действительно продолжала молчать. Не сказала ни слова и тогда, когда он отвернулся к окну, где за толстым стеклом светлыми мазками угадывались звёзды. Она видела своё отражение, как в зеркале, — бледное лицо, огненно-яркое платье, металлический блеск застёжек.

Застёжек.

Джинни подняла руки и расстегнула их одну за другой.

Платье с шёлковым шёпотом стекло на пол.

Она перешагнула через него, подошла к Драко и коснулась его руки. Он взглянул на неё — Джинни и представить не могла выражение такого удивления на его лице.

— Джинни…

— Снять его — проще простого… Ты и об этом подумал при покупке?..

— Возможно, — не отводя глаз от её лица, медленно согласился он. — Джинни, ты не обязана…

Она положила ладони ему на грудь. Под правой — там, под белой рубашкой, забилось его сердце. Изумрудные запонки поблёскивали в манжетах — Драко так и не поднял рук.

— Я хочу, — сказала она.

Он потянулся к ней, но замер, на какой-то волосок не донеся кончиков пальцев до щеки — Джинни чувствовала идущее от них тепло, хотя они и не — практически не — соприкасались.

— Что-то не так? — прошептала она.

Выражение его лица не изменилось, разве что потемнели, став почти чёрными, светлые глаза. …Потемнели от страсти, — подумала она и почувствовала странную вспышку — триумф, ликование с примесью собственного желания.

— Ты должна попросить меня. Я сказал, что не трону тебя, пока ты сама не попросишь.

Она подняла голову:

— Пожалуйста…

Его пальцы коснулись лица, ладони легли на щёки — Драко наклонился с поцелуем — в первое мгновение просто нежным и тут же полыхнувший свирепостью, разбивающим ей губы. Всё её тело, до последнего нерва, пело — он целовал её щёки, подбородок, шею… Она нашарила галстук… потом пуговицы на рубашке… Кажется, несколько отлетело, когда она нетерпеливо сдёрнула её прямо через голову, торопясь почувствовать живое тепло его тела.

Шрам от стрелы на плече — серебристый полумесяц. Джинни прикоснулась к нему губами, услышала негромкий смешок, потом какое-то невнятное бормотание…

Объятия.

Драко взял её на руки.

Ах, ну, конечно же — он прошептал «Nox», иначе почему в комнате вдруг стало так темно?.. Только лунный свет.

Драко опустил её на кровать.

Только лунный свет.

Да слабое, неверное сияние звёзд.

* * *

Любому, менее наблюдательному взгляду, изучившему сиявшую сейчас в небесах луну во всех её проявлениях, она показалась бы полной. Но не Ремусу Люпину. Что-что, а лунный цикл был у него в крови — он чувствовал его, как чувствует приливы и отливы старый моряк.

…Три дня, ещё три дня — и полнолуние…

Пока же он наслаждался — сидел на самой верхней площадке древней до раскрошенности каменной лестницы, спускающейся к лоскуту густой травы и камней — не иначе как какому-то заброшенному садочку. Травой пах и воздух. Травой и — немножко — розами.

— Изучаешь заклятого врага? — спросил подошедший с беззвучной грацией Сириус. Когда-то именно за это он и получил своё прозвище. Он присел рядом и покосился на небо. Узел галстука ослаб, манжеты расстегнулись. Темнота скрадывала седину.

— Мы достигли взаимопонимания, — отозвался Люпин.- Я и луна. Так что не могу назвать её заклятым врагом.

— Полнолуние, кажись, — присмотрелся Сириус.

— Нет.

— А, ну да, ну да, — взгляд Блэка оторвался от небес и вернулся к старому приятелю. — Ну, и какие планы на будущее, Лунатик? Опять всё лето будешь преподавать, как и в прошлом году?

— Едва ли. Уж точно не этим летом.

— Знаешь, — Сириус прочистил горло, — мы тут с Нарциссой поговорили…

— Поговорили? Это дело — вы ж теперь, как-никак, муж с женой.

— О тебе поговорили, — уточнил Сириус. — Знаешь, мы были бы счастливы — просто счастливы, — если б ты пожил здесь… Ну, в общем… Пожил здесь летом. Места полно, а в темницах есть камеры, на случай… в общем… если тебе захочется запереться.

— Смотрю, у вас всё схвачено.

— Шутки в сторону, Ремус. Помнишь, Джеймс и Лили всегда говорили, что их дом — наш дом. Я никогда не думал, что смогу предложить свой дом друзьям… Просто сомневался, что доживу до этих времён… А когда сидел в Азкабане, и вовсе помыслить не мог, что однажды окажусь на свободе. Но теперь… У меня есть дом, и я хочу, чтобы ты знал: он — твой. Всё, что есть у меня, — твоё.

Ремус устало потёр глаза и улыбнулся.

— Знаю. Помнится, в школе мы частенько мечтали, как однажды вырастем и поселимся все вместе… И вместе будем работать в Министерстве Магии… И всё-всё будем делать вместе. Но, понимаешь, Сириус, староват я теперь для таких разговоров. Мне нужен собственный дом. И собственная жизнь.

Блэк молчал, выковыривая ногой камешек из пыли.

— Тогда… Если тебе нужны деньги…

— Не нужны.

— Я думал, ты хочешь купить дом…

— Хочу.

— Учителям повысили ставку?

— Может быть.

— И книжки твои влёт расходятся.

— Вот именно, — начал Ремус и, сообразив, осёкся: — Мои… книжки?.. — медленно переспросил он.

Сириус ухмылялся во весь рот:

— Да знаю я, знаю. То же мне, нашёл дурака за десять кнатов…

— Хочешь сказать, что знаешь…

— Что ты — Аврора Твилайт? Ясное дело.

— Но… как?! Я же не… я…

— А кто вечно подначивал Лили — мол, читаешь всякую лабуду, да я-де за неделю такое напишу и миллион галлеонов сколочу?

— Я говорил «миллион»? Похоже, я слегка переоценил…

— …и всё, что нужно, — сочинить какой-нибудь дурацкий псевдоним типа Розамунда и неустанно плести всякий бред, от которого сойдут с ума все ведьмы — а они сойдут, ведь ты, как ни крути, мужчина, а значит, прекрасно знаешь, чего хотят женщины.

— ТАКОГО я точно не говорил.

— Говорил-говорил. Ах, эта свойственная лишь юности самоуверенность…