Имя мне — Легион - Желязны Роджер

А не погружался ли он раньше, еще до начала рабочего дня?

Продолжительность декомпрессии зависит от общего количества времени, проведенного под водой в течение двадцатичасового периода, от общего количества азота, усвоенного тканями, частично — головным и спинным мозгами. Мог ли он погружаться, чтобы поискать что-нибудь, скажем, в иле, у основания сломанной мачты, среди обломков старого затонувшего корабля? Возможно, погружаться надолго, тщательно обыскивая все в тревоге? Зная, что сегодня предстоит работать на берегу, зная, что в течение всего рабочего дня в ткани тела не попадет ни молекулы азота? И вот неожиданная авария, и он должен рисковать. Он делает вид, что все в порядке, возможно, даже поощряет новичка продолжить и закончить работу. Отдыхает, пытается справиться с собой…

Очень может быть. В этом случае ценность декомпрессии, проводимой Бартелми, исчезает. У него данные о времени и глубине погружения — но только последнего погружения Пола. Черт побери, насколько я понимаю, он мог побывать в нескольких точках, разбросанных в различных местах на дне океана.

Я нагнулся над ним, изучая зрачки его глаз, чтобы привлечь внимание к себе.

— Как долго ты был утром под водой? — спросил я.

Он улыбнулся.

— Я не нырял, — ответил он затем.

— Мне нет дела до того, зачем ты нырял. Меня куда больше заботит твое здоровье… Как долго ты был внизу? И на какой глубине?

Он покачал головой и повторил:

— Я не нырял.

— Черт бы тебя побрал! Я знаю, что ты нырял. Это было у старого затонувшего корабля, да? Там где-то около двадцати фатомов. Но сколько ты там пробыл? Час? Или еще дольше?

— Я не нырял, — настаивал он. — Это правда, Майк! Я не нырял.

Я вздохнул, откинувшись назад. Быть может, он говорил правду. Люди устроены по-разному. Возможно, что его особенности физиологии сыграли такую шутку, и это был другой вариант — не тот, что предполагал я. Однако, все это было так близко к истине… На мгновение я примерил его на место поставщика камней, а Фрэнка — на место укрывателя краденого. Итак, я пришел к Фрэнку со своей находкой, Фрэнк сообщил Полу о таком обороте дела, и тот, забеспокоившись, отправился, пока все на станции спали, убедиться, что его добро по-прежнему там, где он и предполагал. Во время неистовых поисков его ткани накопили много азота, а затем произошло все остальное. И эта стройная гипотеза поразила меня своей логичностью. Но коснись это меня, я нашел бы способ прервать погружение. Я всегда мог соврать что-нибудь для того, чтобы подняться наверх раньше срока.

— Ты не можешь вспомнить? — попытался я еще раз.

Он начал без особого воодушевления клясть все на свете, но потерял последний энтузиазм после дюжины-другой слов. А затем он протянул:

— Почему ты не веришь мне, Майк? Я не нырял…

— Ладно, я верю тебе, — сказал я. — Все в порядке. Так что, отдыхай.

Он потянулся и вцепился в мою руку.

— Значит, все прекрасно, — решил он.

— Ага.

— Все это так — как никогда не было прежде.

— С чего ты взял? — поинтересовался я.

— …прекрасное.

— О чем ты? — настаивал я.

— Ты знаешь, я никогда не притронусь ни к одному из них, — сказал он в конце концов.

— Тогда в чем же дело? Ты знаешь?

— Проклятая красота… — сказал он.

— Что-то стряслось на дне? Что это было?

— Я не знаю. Уходи! Не зови это обратно. Все так, как должно было быть. Всегда. Не та дрянь, что ты взял… Начало всех неприятностей…

— Прости, — сказал я.

— …это началось…

— Я знаю. Прости, — рискнул я. — Добытые вещи… не иметь…

— …говорено, — говорил он. — Растранжирь их…

— Я знаю. Прости. Но мы дали ему, — продолжал я.

— Ага, — отреагировал он: — Затем… О, господи!

— Алмазы… Алмазы в безопасности, — предположил я быстро.

— Дали ему… О, господи! Прости.

— Забудь. Скажи мне, что ты видел, — попросил я, пробуя вернуть его к тому, о чем мне хотелось услышать.

— Алмазы… — сказал он.

Затем он разразился длинным и бессвязным монологом. Я слушал. Снова и снова я говорил что-нибудь, чтобы возвращать его к теме алмазов, все готовился бросить ему имя Руди Майерса. Ответы его оставались фрагментарными, но в целом картина начала проясняться.

Я спешил, стараясь узнать как можно больше, пока не вернулся Бартелми, чтобы продолжить декомпрессию. Я боялся, что Пол неожиданно протрезвеет — именно таким образом и срабатывает декомпрессия, если вы не ошиблись в диагнозе. Он и Майк, насколько я понял, принесли алмазы — но откуда они, установить не удавалось. Сколько бы я ни пытался выяснить о роли Фрэнка, Пол лишь только бормотал какие-то нежности по поводу Линды. Но кое-что я все-таки сумел из него вытянуть.