Герканский кабан - Юрин Денис

Лейтенант понял, о чем говорит назначенный им старшим в отряде старик. На двух других трупах не было заметно следов насилия, кроме маленьких, аккуратных дырочек от пуль. Их пристрелили свои же товарищи, одного в грудь, а другого в спину. Стоило лишь офицеру взглянуть на бледные лица убитых, как у него отпало желание наказывать солдат за самосуд. Это были не человеческие лица, а бледные, как полотно, неподвижные маски, гротескное отражение ненависти, ярости, боли и смеси прочих чувств, так поработивших покойников при жизни, что они, не задумываясь, превратили лица своих товарищей в кровавое месиво.

– Прикладами били! И главное, спорища-то никакого между ними не было! – догадываясь, о чем думает командир, нашептывал ему на ухо ветеран. – Выбегли из шахты и на ближайших тут же накинулись! Прикладом в рожу – и лупить, лупить, пока головы, как дыни, не разлетелись. Мы ж и понять-то ничо не успели, как трое уже были мертвы… Извиняйте, ваш благородь, без вашего приказа ополоумевших пристрелили… утихомирить пытались, да не смогли…

– Правильно сделали, молодцы, ребятушки! – произнес офицер, подбадривая застывших в ожидании его приговора солдат. – Хвалю за сообразительность! Бешеных псов стрелять надобно, и весь тут сказ! Коль кто спросит, в бою солдаты погибли, смертью доблестной пали, понятно?

Солдаты, словно игрушечные болванчики, дружно закивали головами, послышались вздохи облегчения, а на лицах некоторых воинов даже заиграла улыбка. Идти под трибунал за самоуправство со смертельным исходом никому не хотелось. Для пехотинца из штрафной роты нет иного приговора, чем топор да виселица…

– Вы и сейчас не сплоховали, и в бою себя проявили! Посему, как только в Денборг вернемся, походатайствую за вас всех рапортом… Нечего таким орлам в штрафниках ходить!

– А как же с часовыми-то быть, ваш благородь? – робко спросил ветеран. – Прикажете искать?

– Нет, – покачал головой лейтенант. – Мне все ясно, перепугались мерзавцы и сбежали, а может, просто надоело лямку тянуть да разбойной воли в лесах захотелось! Нечего по пустякам сапоги стаптывать! На них я тоже рапорт напишу, а вы… – лейтенант обвел взглядом неровный строй всех солдат, – вы все как один подтвердите, что паскудники эти с боевого дежурства с оружием в лес убежали. Нечего трусливых дезертиров жалеть. Поняли?!

Несколько голосов возгласили: «Так точно!», остальные просто закивали головами. Юноша и не сомневался, что в показаниях солдат будут какие-то разночтения. В данный момент его интересовал куда более важный вопрос.

– Где третий? Здесь я только двоих ополоумевших вижу, – кивнул лейтенант на трупы. – Надеюсь, третьего вы мягче «утихомирили»?

– В избушке он, ваш благородь, вот в той! – ткнул пальцем сержант в сторону небольшого домишки возле самого частокола. – Мы его повязали и под присмотром двоих оставили. Ребята хотели сразу прикончить, но я не дал… Хотелось, чтоб вы собственными глазами узрели напасть ту.

– Мудро, хвалю, – кивнул лейтенант, еще раз убедившись, что не ошибся в выборе сержанта, и твердо решив, что когда вернется в Денборг, напишет еще одно ходатайство, узаконит самовольно присвоенный им старику чин. – Пойду гляну! Сержант, за мной! Всем остальным отдыхать, и чтоб не смели в шахту без приказа моего соваться!

Хоть лейтенант и оставался внешне спокоен, но его одолевал страх. Ноги подкашивались, в руках была дрожь, а по спине стадами бегали мурашки. Болезнь – самый страшный враг, против нее бессильны мушкет и меч. У отряда имелось вдоволь и пороха, и провизии, но не было при данных обстоятельствах главного – очкастого заморыша-лекаря, который бы определил природу помешательства и, если бы не вылечил больных, хотя бы уберег остальных. Конечно же, было бы разумно отдать приказ отступить и, пока не заразились остальные солдаты, вернуться в Денборг. Однако у лейтенанта был приказ! Приказа нельзя ослушаться, распоряжения старших по званию не подлежат обсуждению. За ослушание – штрафной батальон, а если ты уже в нем, то расстрел. Таковы законы герканской армии, самого многочисленного, самого дисциплинированного и боеспособного воинства со времен начала упадка Великой Восточно-Континентальной Империи.

«Ничего, ничего, – крепил лейтенант свой дух разумными мыслями. – Сейчас собственными глазами увижу этого бедолагу, а там и решу, что делать. Если в себя пришел болезный, помешательство может быть и временным, например, от страха, то расспрошу, что они в шахте увидели. Да под охраной бедолагу пока подержу, чтобы свои же под горячую руку не растерзали. А если все серьезней… Впрочем, чего мне бояться? На худой конец исполню приказ дословно, то есть встану лагерем возле поселка, а не в нем самом…»