Рим. Книга 1. Последний Легат - Врочек Шимун

Затем я вижу молот: огромный, металл в следах ударов… Он волочится по арене, оставляет след в песке, подобный следу червя. Затем вижу шрам и татуировку на правом плече: грубо нарисованный бык опустил рога. Из-за движения мышц под бледной кожей германца бык кажется живым.

Затем понимаю, что в варваре семь футов роста, не меньше. Его голова задевает небосвод – так кажется мне.

Коротко остриженные светлые волосы – по римскому обычаю. Мертвенно-бледное, почти синюшное лицо. На варваре только штаны из кожи, он обнажен по пояс. По всему торсу следы шрамов – один, самый страшный, толстый и белесый, идет от ключицы вниз, пересекает грудь, живот и упирается в край штанов. Видимо, когда-то германца чуть не разрубили пополам.

Теперь он стал сильнее.

Но самое интересное в другом.

Когда германец останавливается посреди арены и поднимает голову, все затихают на мгновение. Под низким лбом сидят два глаза – разные! Ярко-голубой горит небесным огнем безумия. Другой – зеленый – мрачен, как германский лес.

Это страшно. Даже Стигион, уродливый гладиатор, кажется впечатленным.

Пауза.

– Стир по прозвищу Бык! – кричит распорядитель. Амфитеатр отвечает дружным гулом: вух, наконец-то. Все в порядке. – Варвар-германец, от поступи которого содрогается земля.

Я готов в это поверить.

Германец стоит равнодушный, едва жвачку не жует, как корова. Молот лежит на песке, германец держит его за рукоять так, словно забыл про свое оружие.

Может быть, так и есть.

Когда я смотрю на варвара по имени Стир, по прозвищу Бык, мне чудится, что песок арены промят в том месте, где он стоит. А воздух вокруг германца изгибается и дрожит, как от страшной жары.

Но вокруг – прохлада германского лета. Всего лишь.

– Начинайте!

– Да! – кричит толпа.

– Откуда взялся этот Стир? – спрашивает Гортензий Мамурра. Это особая манера говорить, аристократическая – словно бы ни с кем, с богами, с воздухом… С самим собой.

Нумоний Вала некоторое время молчит, глядя на арену, прежде чем ответить.

– Он сам вызвался участвовать в боях. А так он служит в третьей вспомогательной когорте. Видите стрижку? Он из наших солдат.

Германец Бык и гладиатор Стигион идут навстречу друг другу. Великан выше италийца на две головы, хотя Стигион тоже не из маленьких.

– Обычно германцы отращивают длинные волосы, чтобы выглядеть устрашающе, – продолжает Нумоний. – Они расчесывают их в две пряди и намазывают глиной. Но ему это… – легат Восемнадцатого медлит, подбирая слово, – не нужно.

В этом простом «не нужно» больше смысла, чем во многих иных словах.

Бык устрашает уже той ленью, что сквозит в его движениях, когда он идет навстречу противнику и молот волочится за ним по песку. В его взгляде, в его полусонно прикрытых глазах, один из которых зеленый, другой – голубой.

Интересно, какие ставки на этот бой? Сколько ставят на германца?

– Стигион должен выиграть, – говорит Нумоний. Но я не слышу в его голосе уверенности. – Он лучший. Он убивал на арене сотни раз.

Стигиона выписал наместник специально для игр – для престижа. Праздник в мою честь подвернулся как раз вовремя, чтобы испробовать в деле новое приобретение Квинтилия Вара.

– Не желаете сделать ставку? – Рядом со мной оказывается щуплый человечек с хитрым лицом. Оно точно вставлено в раму и может быть в любой момент заменено на другое.

Я смотрю, как двигается Стигион – плавно перетекает, словно красно-полосатый тигр. Затем смотрю на сонные, угловато-дерганые движения германца.

– Желаю, – говорю я. – Какие сейчас ставки?

– Пять против трех – на Стигиона Убийцу, – быстро говорит человечек. В руке у него глиняные таблички.

– Даже так? – Чему я удивляюсь? Германец идет очень высоко для новичка в таких боях. Впрочем, достаточно на него посмотреть…

– Хорошо, – говорю я. – Двадцать денариев на… на варвара!

– Не уверен, что это хороший выбор, – говорит Нумоний Вала. – Извините, что вмешиваюсь, Деметрий Целест.

На арене Стигион и Бык все ближе друг к другу…

– Вы правы, – говорю я. – Сто денариев на германца! Играть так играть.

– Принято, – говорит человек с вставным лицом.

В ладони у меня оказывается глиняная табличка с номером XVII.?

Семнадцать, как номер моего легиона. Я хмыкаю. Боги дают знак? Если бы я верил в приметы, это была бы лучшая… наверное.

Все замирают.

Стигион, чемпион Рима, против великана из германской преисподней.