Немые вопли - Сандему Маргит

— Оно мое! — произнес он с детским упрямством. — Ты писала его мне и не можешь отнять его у меня!

— Но оно было написано до того, как я узнала, что мы снова скоро встретимся. Там написано много такого, что ты не должен теперь читать!

— Именно поэтому я и хочу прочитать его! Я многого еще не знаю о тебе, Эллен.

— А мне кажется, что ты знаешь обо мне уже все, — пробормотала она.

— Нет, не все. Я знаю о твоих переживаниях и проблемах, но о твоей повседневной жизни я ничего не знаю. И не говори больше о хрупких блондинках! Просто я хотел сохранить дистанцию между нами. У меня нет какого-то идеального типа. Могу я прочитать теперь письмо?

— Ладно, читай! Но имей в виду, там много всяких глупостей. Я писала его поздно вечером, а в такое время человек не всегда бывает здравомыслящим.

— Я сам разберусь, что к чему.

Он принялся читать.

Эллен в это время сидела, не шелохнувшись. Она пыталась вспомнить содержание письма, но оно, в основном, состояло из незначительных эпизодов из ее жизни, которые ей нравилось описывать в свете настольной лампы и которые теперь казались ей смехотворными. И еще она рассказывала ему о своих великолепных планах на будущее, обо всем том, что она собиралась сделать для человечества — каким ребячеством это теперь выглядело! Натаниель наверняка будет от души смеяться над ее инфантильным идеализмом.

И еще в письме было несколько предложений, которые она с удовольствием бы вообще зачеркнула или стерла. Теперь ей оставалось только надеяться, что он не обратит на них внимания.

«Мне кажется, ты не совсем правильно понял сущность моего отношения к Рою. Я сказала, что отдавала ему все, что имела, но это не так, потому что у меня было предчувствие того, что после него я встречу другого, и он будет значить для меня гораздо больше».

Это были совершенно фатальные строки, в особенности в сочетании с теми, что стояли в конце:

«О, как бы мне хотелось, чтобы ты не знал, что будет с нами! Тогда все было бы так просто!»

Сами по себе эти предложения, взятые в отдельности, были вполне невинными, но вместе — просто катастрофой!

Натаниель сложил пополам письмо.

Эллен украдкой посмотрела на него. Да, он это заметил!

Лицо его было бледным, губы плотно сжаты, взгляд устремлен в пустое пространство.

Началось приземление, уши у Эллен заложило. Натаниель что-то сказал ей.

— Что ты сказал? — крикнула она, указывая на свои оглохшие уши.

— Сегодня утром я звонил Рикарду. Он будет встречать в Форнебу.

Она кивнула. Для нее оставалось неясным, будет он встречать только Натаниеля или их обоих?

Нет, на аэродроме они как можно быстрее расстанутся, так будет лучше всего. Она должна дать ему время для адаптации. Так что при следующей их встрече она будет вести себя совершенно непринужденно по отношению к нему.

Самолет приземлился, и очередь медленно двинулась к выходу. Наконец они вышли к трапу. Снова на норвежской земле! Приключение закончилось.

— Натаниель, кто такой Линде-Лу?

Он остолбенел и замер на месте, затормозив спуск всей очереди. На миг повернулся к ней, и лицо его выражало ничем не прикрытое замешательство.

Но тут он обнаружил, что мешает всем идти, и стал спускаться дальше. Как только они спустились, он крепко схватил ее за руку и учинил беглый допрос.

— Откуда ты знаешь о Линде-Лу? О, наверное, я вчера разговаривал во сне!

— Вовсе нет. Я встречалась с ним. Он снова замер на месте.

— Ты… встречала… Линде-Лу?

— Да. В то время, когда пыталась установить телепатический контакт с тобой. Зазвонил телефон и…

— И? И что?

— И я вышла из состояния транса или как там это называется. Это очень огорчило меня.

— А потом?

— А потом пришел он. Должно быть, я забыла закрыть входную дверь, хотя была совершенно уверена в том, что сделала это. Во всяком случае, он очутился в прихожей, не постучав и не позвонив, и он сказал, чтобы я продолжала. И еще он сказал, что ты нуждаешься во мне.

— Как он выглядел?

Его вопрос вызвал у нее замешательство. Он должен был это знать, как выглядит Линде-Лу, ведь они были с ним друзьями. А может быть, Линде-Лу был просто преступником, который преследует Натаниеля?

Нет, у него такие добрые глаза!