Месть валькирий - Емец Дмитрий

– Ерунда! Ничего она не предсказывает! – запротестовал Чимоданов.

Вернее, только собрался запротестовать, потому что шарманка вдруг пробудилась. Скрипучий голос в ней произнес:

«Ерунда! Ничего она не предсказывает! – пропищал Петруччо Чимоданов».

– Кто пропищал? – растерялся Чимоданов.

«Кто пропищал?» – скажет жалкий и ничтожный Чимоданов», – наябедничала шарманка.

– Ты что, оборзела? – взбешенный Петруччо шагнул вперед, занося ногу.

«Мизерный в своем убожестве Чимоданов пинает шарманку и погибает в страшных судорогах», – подсказал скрипучий голос.

Петруччо трусливо попятился.

«Смылся», – кратко прокомментировал вещий голос. Деревянные фигурки на крышке шарманки закружились в однообразном танце. В их механических движениях, раздробленных на замирающие такты, было что-то гаденькое. Нечто похожее на растянутый во времени смех.

Даф озабоченно подняла голову. На полированной крышке шарманки встретились две звезды. Тонкий голубой луч, в котором как ведьмы на шабаше, носилась пыль, упал на зеркало в центре шарманки, раскололся на отдельные лучи и из суетливого хоровода деревянных фигурок выхватил пять лиц.

Даф почти не удивило, когда в одном из деревянных лиц она узнала себя. Разве что сердце забилось сильнее. Шарманка действительно знает. И ее предсказание действительно сбудется! Вот только имеет ли право страж света прибегать к знанию, полученному от артефакта мрака? Не будет ли это знание, пусть даже и абсолютное по форме – ложным по сути и смыслу?

Но отступать было поздно. Шарманка уже пылала жаром, как раскаленная полоса металла. Казалось, она вырезана агрессивным резцом прямо на покорном воздухе. Потолок дал трещину. Струйка песка со зловещей избирательностью сбежала Мефодию за ворот.

– Пора! Если хотите – я первая! – сказала Даф и, подавая пример, взялась за ручку. И хотя сама шарманка пылала, ручка была холоднее льда.

Дафна повернула ее и торопливо отступила, чтобы случайно не коснуться еще раз. Деревянная фигурка, похожая на нее, разомкнула губы и произнесла:

Даф побледнела и задумалась. Один из пяти лучей погас. Следом за Даф к шарманке хотел подойти Чимоданов, но его опередил Мошкин. Евгеша, видно, решил, что раз все равно придется это сделать, то чем скорее отмучился, тем лучше. С опаской глядя на раскаленную шарманку, он торопливо схватился за ручку, сделал оборот и застыл, ожидая пророчества.

– Эй, ты уснул? Отпусти ручку! Теперь иди ко мне! – подсказывая, прошептала Даф.

Лишь со второй попытки Евгеша услышал и отошел от шарманки. Деревянная фигура, такая же нелепая как он сам, со скрипом повернулась:

На лице Мошкина облегчение смешалось с крайним удивлением. Он явно ожидал услышать что-то более внятное и менее запутанное.

– Теперь я! – сказал Чимоданов. – Все брысь отсюда!

Он решительно повернул ручку. Юркая фигурка, очень похожая на него самого, трижды провернулась вокруг своей оси и, выплыв в пятно света, отчетливо проскрипела:

– Кто серый-то? Кто серый? Сама-то хоть поняла, что сказала? Понимаешь, говорю, что несешь? – сердито забормотал Чимоданов.

Шарманка погасала. Ее красные контуры не казались больше пылающими. Звезды почти разомкнули призрачные объятия. Лишь две фигурки стояли теперь в пятнах голубоватого света. Рука Наты дрогнула, когда она коснулась ручки. К счастью, у нее хватило ума не отпустить ее, а, напротив, пугливо вцепиться сильнее. Поняв это, Ната растерялась и провернула ручку шарманки ни один раз, а два.

Шарманка задумалась, заскрежетала, но, видимо, нарушение было не очень серьезным, и она ограничилась тем, что вместо одного пророческого четверостишья выдала два:

– сообщили ей деревянные губы. Ната скривилась, совсем не довольная тем, что услышала.

Теперь лишь одна фигура осталась в пятне света – уверенная мальчишеская фигура с длинными деревянными волосами.

– Чего ты тянешь? Если звезды разомкнутся, тебе придется остаться в каменном мешке на год! – поторопила его Дафна.

Но Мефодий не спешил. Испытывая волю, он заставил себя досчитать до пяти, спокойно подошел к шарманке и твердо повернул ручку, ладонью ощущая, как она поворачивается с негромким потрескиванием. Убедившись, что поворот завершен, он отпустил ручку и отошел.

Шарманка едва рдела. Фигурка поворачивалась с усилием, замирая, точно игрушка, у которой заканчивается завод.

«Ну что ты тянешь? Скажи хоть что-то!» – торопил Меф. Голова фигурки была пугающе похожа на его собственную. Такой же лоб, чуть запавшие усталые глаза, такие же собранные в пучок волосы.

Томительная пауза прерывалась лишь механическими щелчками. Щелчки становились все реже. Когда казалось, что завод закончился и шарманка умерла, медлительный, замирающий голос произнес:

И сразу – тишина. Усталая шарманка замолкла. Разомкнувшиеся звезды медленно погасали. Даф подняла покрывало и осторожно, чтобы случайно не коснуться, набросила его на артефакт.

– Больше никто из нас его не увидит, – сказала она.

Где-то близко с глухим звуком отодвинулась плита. Арей ждал их. Продолжая сидеть за столом, он кормил клочками пергамента мраморную жабу-пепельницу. Жаба с жадным чавканьем пожирала бумагу, разрастаясь на глазах. Подняв глаза, Арей неторопливо сосчитал вошедших взглядом.

– Вернулись, как я вижу, все. И что? Услышали что-нибудь достойное? – поинтересовался он.

Чимоданов начал было с негодованием пересказывать пророчество, но Арей остановил его небрежным движением руки.

– Не трудись, дружок! Я все равно ничего не запомню и не смогу разделить твое возмущение, – заметил он.

«Арей и не запомнит? У него что, склероз?» – недоверчиво подумала Даф и тотчас спохватилась, что, несмотря на уникальную память, сама не помнит ни слова из того, что шарманка предсказала Мефодию. И не только Буслаеву. Остальные пророчества она тоже забыла, за исключением того, что предназначалось ей. Должно быть, такова магия была шарманки. Каждый должен знать лишь собственную судьбу.