Черная кровь - Логинов Святослав

Уника, да и не только она, несет в себе частицу его крови. Может быть, поэтому она и не верит, что Таши мангас. При встречах приветлива, в разговорах ласкова и улыбчива. И от этого еще сильнее мучает Таши горечь.

А Ромар так и не скрывает, что именно в память о той истории уговорил сородичей оставить жизнь Таши, когда тот только родился. Его мать была уведена неведомым племенем и сумела бежать в родные места лишь через полгода, будучи уже беременной. Что за люди ее украли? Известно лишь, что они высоки ростом и волосаты словно горные великаны. И хотя по рассказам несчастной женщины волосатые хорошо сложены и не только знают огонь, но и камень шлифуют, и луками владеют превосходно, но все же никто не мог поверить, что это настоящие люди. А Ромар поверил и убедил остальных ждать, пока не наступит время испытания.

Почему-то Таши был твердо убежден, что испытания ему не выдержать. И не потому, что не способен быть мужчиной, а просто не станет он этого делать… Пусть лучше убьют.

Поздно вечером Таши вернулся в «Дом молодых вождей», поел и сразу улегся спать. И никто из сверстников, ни единый человек не подошел к нему, не спросил, как ему удалось подстрелить чужака и не случилось ли чего интересного во время облавы.

* * *

На следующий день жизнь вошла в нормальную колею. Вдоль берега были отправлены дозоры, но Таши в них никто не взял – как ни верти, а он еще ходит в мальчишках и не место ему среди воинов. К тому же, начиналась жатва, и каждая пара рук была на счету.

Уборка урожая недаром зовется страдой. Тяжкий это труд, ломотный, не чета иной работе. Но зато и кормит хлеб круглый год, а всякая остальная еда идет к хлебу приварком.

Выходили на жатву всем народом, даже Стакн со своим хозяйством расположился поблизости: сломается у кого серп или расколется било на цепе, чтобы сразу можно починить. Малышня рвала колосья руками, кто постарше – имели серпы, деревянные или из бараньего ребра. Но и у тех и у других край серпа оснащен зазубренными кремневыми пластинками, источенными до изумительной остроты и прозрачности. Чем длиннее накладка, тем вернее работает серп, реже портится, лучше бережет силы.

У Таши был серп редкостный: цельнокаменный, доставшийся от матери.

Изогнутая пластина длинной в ладонь с ровными, один к одному зубчиками срезала колосья словно сама собой. Большой цены вещь. Серп Таши хранил вместе с боевым топором, что выточил под присмотром Стакна, и набором длинных боевых стрел с треугольными наконечниками из желтого кремня.

Стрелы тоже самодельные, мастера люди на такую мелочовку не отвлекают.

Подойдет пора – смастерит Таши и лук – настоящий, боевой. А пока – нельзя, возраст не позволяет.

Чудно все-таки жизнь устроена: всего-то осталось быть на свете два месяца, а душа того не приемлет, планы сметит, хочет чего-то.

Серп Таши решил подарить Унике.

Первые снопы легли на расстеленные по траве шкуры старых зубров. Зубр – не просто зверь, а прямой родственник. Пращур Лар, прежде чем стать человеком, был зубром. Зубра бьют лишь в особый праздник, собравшись всем родом, и не всякий год такое случается. Шкуры лежат у шамана и лишь для больших общих дел появляются на свет.

Начало страды еще не сама страда, а веселый праздник. Люди радуются новому хлебу, работают с песнями:

Поднималось солнышко,

Пригревало зернышко.

Туча по небу плыла,

Хлебу дождичка дала.

Уродился хлеб высок

К колосочку колосок…

Песня долгая, под стать работе, говорилось в ней и о том, как хлеб рос, и как будет убрал, и как хлебы будут печь, и пиво варить. Но на этот раз песельники не успели хотя бы в мечтах испить пива со свежего ячменя.

Со стороны селения, прервав песню и спорый труд, донесся заунывный разноголосый рев, призывающий всякого услыхавшего немедля бежать в селение к дому шамана. Кричал родовой оберег, великая раковина Джуджи.

Кусок земли перед жилищем Матхи также был огорожен заостренными плахами: копиями внешних, но втрое меньше размером. На острых тырчках, оборотившись наружу зубами и нацеленными рогами висели звериные черепа. То была ограда от злых духов и таинственных существ. С этим народом можно дружить в поле или на реке, но в селении им делать нечего. Когда человек спит, душа его бродит по внешнему миру, и мало кто из таинственных существ удержится, чтобы не вселиться в брошенное тело. Потому и нужна защита. В домах с этой целью кормили фигурку Лара, а здесь Матхи ежевечерне брызгал на острые колья отваром полыни и мяуна. За оградой в круге камней располагалось жертвенное кострище и возвышался столп предков, украшенный рогами зубров. Рядом под любовно обустроенным навесом привязана была волшебная раковина Джуджи. Последние годы она не часто проявляла свою силу, и это было хорошо, потому что раковина молчит, когда в мире все спокойно.

Охранный талисман был получен родом много лет назад за немалую плату: пять девушек-невест навсегда ушли в чужой род, и с тех пор пять острых выступов на теле раковины носили их имена. Хотя, если сказать по совести, Джуджи обошлась людям всего в две девушки, поскольку ее принесли три темнокожие красавицы, которые остались в селении и вошли в семьи охотников и рыболовов. Такой ценой покупается мир.

Это был мир не только с родом чернокожих, который и без того почти не давал о себе знать. Но с тех пор дозорные отряды, ходившие вдоль берегов рек, имели при себе маленькую ракушку – дочь Джуджи. Ежели отряд встречал опасность, с которой не мог справиться сам, достаточно было подуть в ракушку, и тогда Джуджи начинала одышливо реветь. Ромар, Матхи, Бойша и кое-кто из старых охотников умели по звуку определить, откуда ждать беды.

Так что давно уже противник не мог захватить людей врасплох. Маленькие ракушки хранились у вождя. Сколько их было всего – оставалось тайной, на свет никогда не появлялось враз более шести штук, и до сих пор, к счастью, еще не пропало ни одной ракушки.

И вот теперь Джуджи проснулась: один из дозорных отрядов звал на помощь.

Люди ринулись в селение. Мужчины бежали налегке, им надо успеть схватить оружие и выйти навстречу противнику. Женщины надрываясь тащили все, что оказалось за оградой, торопили детей, гнали скот. Жалели, что нельзя забрать в городьбу неубранный хлеб.

Таши первыми влетел в дом, схватил лук, связку боевых стрел – вот и пригодились они до времени! – за обмотку пихнул нож. Скрипнул зубами с досады: боевой топор лежит без топорища! – ухватил рабочий топор, легкий, но зато с острым краем, сунул его за кушак и с дротиком в правой руке помчался на майдан, где собирались воины.