Свобода уйти, свобода остаться - Иванова Вероника Евгеньевна

— Не оправдывайся, не стоит. Хотя тебе следовало бы лучше знать собственное имущество.

— Я знаю! Подумаешь, одна несчастная картинка...

— Из-за которой кто-то пошёл на риск.

— Риск? Вот ещё! Да мои дурки и напугать-то толком не способны!

— И кому это известно? — последовало мгновенное уточнение.

— Ну... — настала моя очередь задуматься.

В самом деле, кому? Приют Немощных Духом вызывает у всех горожан благоговение вперемешку с животным страхом, причём и то, и другое чувство впитывается с молоком матери и рассказами отца, потому, собственно, дуркам и стража не нужна: они сами за ограду не выйдут, а люди с другой стороны не решатся войти, из боязни «заразиться» безумием. Ой-ой-ой, что же получается? Либо в Приют проник человек, уже потерявший рассудок и не способный правильно оценивать опасность, либо... Поджигатель пришёл со стороны. Чужеземец, которого с детства не пугали «страшными рассказками». Чужак.

Видимо, у меня на лице отразился ход всех мыслей в подробностях, потому что Каллас удовлетворённо кивнул:

— Он не местный.

— И это ещё хуже, чем могло бы быть.

— С одной стороны.

— Имеется и другая?

— Куда же без неё? Имеется. Регистр чужестранцев ведётся точно и тщательно, следовательно, не составит труда...

Я взвыл, закатив глаза к потолку:

— Не составит?! Да ты представляешь себе, сколько их — проезжающих мимо и осевших в городе? Несколько сотен, не больше и не меньше! А проверить необходимо каждого. Каждого, понимаешь? Где был, что делал, есть ли свидетели, есть ли мотивы... Сколько времени понадобится? Год, два?

Каллас нахмурился:

— Не преувеличивай. Не более месяца.

— За который состав чужестранцев в Антрее существенно изменится! Приближается лето, помнишь?

— Можно закрыть границы.

Я растерянно запустил пятерню в волосы.

— Можно... Если королева согласится. А для этого одной моей просьбы будет недостаточно. И твоей не хватит, потому что отчёт о дознании, составленный Хаммисом, утверждает: преступления не было.

— Хаммисом? — брезгливо сморщился Ра-Дьен.

— Им самым. Масло случайно пролилось, случайно вспыхнуло, случайно... Не было ничего, в общем.

— Да, против результатов дознания не попрёшь. А назначить повторное...

— Бессмысленно: остатки заклинания теряют силу с каждой минутой. Другой дознаватель попросту не обнаружит следов. Да и представляешь, сколько придётся потратить времени, чтобы убедить амитера в необходимости повторно отвлекать людей на расследование пустячного дела?

Каллас снова ненадолго погрузился в размышления, постукивая пальцами по губам.

— Может, всё не так страшно? Почему не предположить, что происшедшее только лишь месть кого-то из недопущенных в своё время жить в городе?

— Месть? — я попытался скоренько прикинуть разные варианты. — Отпадает. Мстят обычно не каменным стенам, а человеку. В данном случае, покушались бы на меня, а не на безобидный кусок холста.

— Безобидный ли? — протянул Каллас.

— Буду считать так, пока не уверюсь в обратном.

— Кстати, что за старьё ты приволок с собой? — интерес моего собеседника обратился к шкатулке.

— О, сей раритет имеет непосредственное отношение ко всем моим недавним бедам. За сгоревшей картиной был тайник, в котором и находилось послание из прошлого.

— Послание?

— Взгляни сам, — я передал Ра-Дьену облупившийся ящичек.

Каллас повертел его в руках, открыл и извлёк на свет божий уже знакомые мне предметы. Надо сказать, на изучение письма dan Советник потратил чуть больше времени, чем я: подозреваю, его увлекли прилагавшиеся картинки. А вот по серьгам взгляд Калласа едва скользнул.

— Любопытно.

— И всё?

Я даже немного обиделся:

— А что ты ожидал услышать? Фрагмент переписки, не более.

— Зачем понадобилось хранить его в тайнике столько лет?

Ра-Дьен сложил листы пергамента обратно в шкатулку:

— Не знаю. Возможно, всё это имело значение для твоего предка и только для него.

— Как думаешь, можно установить имя этой женщины?

— Можно попытаться. Есть на примете сведущие люди, которые способны навести подобные справки. Оставишь бумаги у меня?

— Конечно. Всё целиком оставлю: мне эта рухлядь пока ни к чему.

— Занятные украшения...

Я с недоумением посмотрел на бесстрастное лицо Калласа:

— Ты о чём?

— О серьгах.